И вот в один из горячих дней, предшествовавших битве на Курской дуге, в одном из наших истребительных полков произошло следующее.
Летчик старший лейтенант Курашин, подбитый в воздушном бою, совершил вынужденную посадку неподалеку от передовой.
Добравшись до своего аэродрома, Курашин доложил командиру полка, что не мог дотянуть на свой аэродром только из-за того, что кончилось горючее, так как в бою у него пробили бензиновый бак.
— Хорошо, что сами вернулись, — сказал командир полка и, озадаченно почесав затылок, добавил: — А машину жаль, товарищ Курашин… Придется денька три — четыре походить вам в «безлошадных»… Жаль, жаль…
— Да, машину жалко, товарищ майор, — согласился Курашин. — А посадил я ее на фюзеляж только потому, что условия не позволяли поступить иначе; а ведь так только бак бензиновый подремонтировать — и можно на ней прямо в бой… Вот бы вызволить ее, товарищ майор!.. Да разве вызволишь? Под носом у гитлеровцев лежит — как на ладони… Не знаю, как сам-то ноги унес. А там и площадка неподалеку есть подходящая, только поближе к фашистам. Но это не беда, я бы оттуда взлетел, если бы самолет был исправен.
— Разрешите рискнуть, товарищ майор? — неожиданно вмешался присутствовавший при этом авиационный механик самолета старшина Куриленко.
— Вы? — командир смерил Куриленко с ног до головы изучающим взглядом. — Гм…
А надо заметить, что ростом Куриленко был с Петра Великого, а в плечах — косая сажень.
— Этакую колокольню Ивана Великого и за сотню километров заметишь, — пошутил командир. — А за километр… Да стоит вам только появиться, как гитлеровцы по вашей фигуре из всех пушек огонь откроют.
Однако, подумав и посоветовавшись со старшим инженером полка, командир все-таки решил попробовать… Уж очень жаль было терять боевой самолет. Другое дело, был бы он сбит в бою или вернулся бы с задания совсем разбитым. А тут ведь почти совсем исправный самолет лежал на фюзеляже на территории, занятой своими же войсками, — с этим трудно было примириться, даже заведомо зная, что место вынужденной посадки простреливается из вражеских окопов.
На выполнение этого необычного задания отправился старшина Куриленко и с ним еще два механика и четыре моториста. Захватив с собой необходимый инструмент и семь двадцатилитровых банок с бензином, они с наступлением темноты подобрались к самолету. С величайшими предосторожностями они вывесили самолет над землей с помощью специальных резинотканевых подъемников и поставили его на колеса.
Гитлеровцы, очевидно, полагали, что русские не решатся на такую дерзкую попытку, чтобы выкрасть у них из-под носа подраненный самолет, и поэтому не помешали работе группы Куриленко… Они просто не заметили ее.
Но рассчитывать на то, что враг позволит безнаказанно увести самолет, не приходилось. Поэтому Куриленко пошел на маленькую хитрость. Он откатил самолет в кусты орешника, росшего как раз в начале той лужайки, с которой рассчитывал взлететь старший лейтенант Курашин, и там тщательно замаскировал его. На то же место, где лежал самолет, товарищи Куриленко набросали веток и сухой травы. Затем они облили все это бензином и подожгли.
В окопах гитлеровцев поднялась настоящая паника. По тому месту, где ярко пылал костер, был открыт ураганный огонь из пулеметов и автоматов. Пули то и дело попадали в костер, вздымая к небу снопы искр. С полчаса они, подобно граду, цокали вокруг костра, а когда он начал затухать, пулеметный огонь неожиданно был перенесен вперед, по направлению едва темнеющей вдали деревушки, где находились советские укрепления. Вскоре туда же прожужжали в небе несколько снарядов. Предупрежденные командованием о вылазке механиков, наши артиллеристы приняли вызов врага и… началось.
Канонада продолжалась целый час. А в это время в кустах в начале лужайки, совсем неподалеку от вражеских окопов, старшина Куриленко выполнял свою боевую задачу.
— Ух ты, ух ты, как рассердывся! — посмеивался он, временами отвлекаясь от работы и вглядываясь в окутавшийся огнем и дымом горизонт на западе. — Це ж он за то, що мы самолет свой спалили… Ой хлопци… Що буде, колы на рассвете наш Курашин на том самолета взлетать над их головами… Чуете, хлопци?
— Чуять-то чуем, — отозвался из темноты один из товарищей. — А ну как один из снарядов в нас угодит?