— На стул?
— Раньше он был знаменитостью. Участвовал в каком-то покушении. Впрочем, сам не убивал. Говорили, будто его подружка пыталась шлепнуть Президента. В общем, классический козел отпущения, твердит людям то, чего они слышать не хотят. Опережать свое время — дело, как ни крути, невыгодное.
— Раньше? — переспросил Хаос, ибо ни на что другое в эту минуту не был способен. Из уголков его глаз ветер выжимал слезинки и разгонял по вискам.
— Ну да, раньше, — ответил Фолт. — До того как все переменилось.
Мотоцикл оставлял позади редкие автомобили; на противоположной окраине города он свернул на улицу, пообочь которой теснились брошенные закусочные. Фолт притормозил у рекламного щита, призывавшего: «Заблудитесь в величайшем лабиринте под открытым небом». Мотоцикл остановился, двигатель умолк, а Фолт пнул щит.
— Вот он где прячется.
— В лабиринте?
— Ага. Единственный чувак, которому не надо все время переезжать. Это модель знаменитого японского лабиринта. Чтобы там поплутать, туристы со всего мира так и валят. Но в переводе это дело не звучит. Я в том смысле, что и этот лабиринт надо было в Японии строить, где все чистенько и аккуратненько. А в Америке все и так заблудшие. Еще до Разлома заплутали.
Америка. Хаос вспомнил и это название. Слово обозначает все и вся: Вайоминг, Калифорнию, Юту и многое, многое другое. Есть оно и в названии Малая Америка, правда, на втором месте. Конечно, раз есть Малая Америка, то существует и большая…
— Когда случился Разлом, Счастливчик и еще несколько парней драпанули из психушки и спрятались в лабиринте. Потом другие ушли, но Счастливчик так ничего и не заподозрил. Он и нынче считает себя знаменитостью. А на самом деле его никто и не помнит. Я пытался ему растолковать, да какое там…
Фолт провел Хаоса через празднично разукрашенный вход в первый коридор лабиринта. Высокие стены были испещрены надписями — философские изречения вперемешку с похабщиной. Фолт высматривал красные аэрозольные стрелки, а Хаос, шагая за ним по пятам, быстро терял терпение.
— Счастливчик! — крикнул Фолт.
В мозгу у Хаоса роились вопросы, но он не знал, с какого начать. Он хотел спросить Фолта о Разломе. Он хотел спросить о Гвен. В сновидениях Эверетт любил Гвен, и если Хаос на самом деле Эверетт…
Хаос попытался об этом не думать.
Они свернули за угол и под навесом увидели Счастливчика. Он лежал в тени на пластиковом матрасе, читал книжку без обложки и громко насвистывал мотивчик. При виде гостей он улыбнулся, показав полный рот плохих зубов. У него было обветренное морщинистое лицо в обрамлении косматой бороды; одежда давно превратилась в лохмотья.
— Эй, Счастливчик. — Фолт полез в кожаный рюкзачок, достал две банки консервов и вручил старику, который изрядно смахивал на призрака. Счастливчик уселся на матрасе и с довольной улыбкой прочел этикетки, после чего запихал банки в груду мусора под ржавым карточным столом.
— Как делишки? — осведомился Фолт.
Счастливчик пожал плечами и вновь улыбнулся.
— Да какие у меня делишки…
— Но ты же там ошивался.
— Больше не ошиваюсь. — Счастливчик содрогнулся. — Джек, меня пытались пришить, очень старались. Нет, теперь я просто сижу вот тут, в лабиринте, прячу бороду от дождя, а задницу от разных свиней. Джек, это твой друг?
— Его зовут Эверетт.
— Эверетт? Гм… — Счастливчик почесал в бороде — сначала задумчиво, потом яростно, будто обнаружил блоху. Казалось, он хочет что-то сказать, но пауза все затягивалась.
— Счастливчик… — начал Фолт.
Старик вдруг выпрямил спину и зло уставился на Хаоса.
— Эверетт, зачем ты сюда пожаловал?
— Что? — переспросил Хаос.
— Зачем ты пришел сюда, Эверетт? Какого черта тебя занесло в Вакавилль?
— Эверетт маленько не в курсе, что тут творилось последнее время, — сказал Фолт. — Вот и решил вернуться в город — проведать старых друзей, разобраться, что к чему…
— Джек, почему б тебе не заткнуться? Он и сам говорить умеет. — Счастливчик раздраженно помахал рукой. — Разобраться, значит? Ты откуда, Эверетт?
— Я жил в пустыне, — ответил Хаос.
— Ну да? Я привык жить в пустыне. — Счастливчик повернулся к Фолту. — Ничего в этом нет особенного, Джек.
— Да я ничего такого не имел в виду, — сказал Фолт.
— Ага, знаю. В том-то и проблема. Ты ничего такого не имел в виду. — Счастливчик снова повернулся к Хаосу. — Не давай этому полудурку затыкать тебе рот. Из пустыни выбраться трудно. Уж я-то знаю, приятель. Когда возвращаешься в город, тебя перестают понимать. Поселился в пустыне — считай, что помер.
— Но Эверетт из города, — вмешался Фолт. — Он к друзьям возвращается.
— Но ведь это не про друзей? — спросил Счастливчик. — Да?
— Не знаю, — сказал Хаос.
— Это про женщину? Ты ищешь женщину. Вот почему Эверетт возвращается в город. Что, прав я?
— Не знаю, — повторил Хаос.
— Прости, Счастливчик, — сказал Фолт, — нам пора.
— Ага, — сказал Счастливчик. — Вечно тебе пора. Ну, до встречи, приятель.
Гости не успели скрыться за углом, а он уже уткнулся в книгу.
— Ты уж извини, — сказал Фолт по пути из лабиринта. — Он не всегда такой шизанутый.
— Да ладно, все в порядке. — Хаоса по-прежнему обуревали вопросы. Он уже подумывал: а не лучше ли было остаться рядом с Иди на диване? Досматривать сны?
Но, подходя к мотоциклу и видя холмы над Вакавиллем, он уже понимал, что это были не сны. Вернее, его жизнь и его сны в конце концов начинают стыковку.
— Билли, — сказал он. — Когда это случилось? Я имею в виду Разлом.
— Несколько лет назад.
— А что произошло?
Фолт ухмыльнулся, снова показав десны.
— А вот это, Эверетт, вопрос серьезный. Начать с того, что распалось большинство связей между явлениями, и у людей появился шанс создать новые. Однако новые — не обязательно лучшие. Впрочем, это моя личная версия. У чуваков вроде Кэйла на этот счет уйма мудреных идей.
— Но ведь была же какая-то катастрофа.
— Ну, лично я не склонен считать это катастрофой…
— Билли, я очень многого не помню.
Разговор, казалось, действовал Фолту на нервы.
— Жрать охота, — сказал он. — Может, съездим, поищем чего-нибудь? — Он похлопал по седлу мотоцикла.
— Конечно. — Хаос уселся на мотоцикл.
У Фолта оказалась при себе фальшивая кредитная карточка. Он уверенно привез Эверетта в центр города. На первый взгляд здесь было уютно, но мотоциклисты привлекали пристальное внимание прохожих. Хаос не заметил в Вакавилле других мотоциклов. Ему стало не по себе.
Фолт «растряс» банкомат и повел Хаоса к «Палмеру О’Брайену», ресторанчику, названному так в честь субъекта, которого Хаос видел по телевизору, — что-то вроде рок-певца, который стал правительственным чиновником. В ресторане за стойкой бара висел огромный плакат с О’Брайеном при гитаре. Меню на пластиковой стене кабинки предлагало «яичницу-болтунью — завтрак Палмера», «клубный сэндвич Палмера» и «дежурный обед Палмера» — любимые блюда героя.
В ресторане было полно народу, но довольно тихо. Усаживаясь за столик, Хаос кожей чувствовал любопытные взгляды посетителей. В чем дело? Может быть, его лицо еще не примелькалось в этом городе или манеры Фолта выдают в нем чужака? Позавчера в парке отдыха Хаос не привлекал столько взглядов, но ведь тогда рядом с ним была Иди. Как бы то ни было, весь ресторан навострил уши, когда к Хаосу и Фолту подошла официантка. Всем было чрезвычайно интересно, что они пожелают.
Хаос заказал сэндвич с ветчиной. Фолт изучал меню, заставляя девушку ждать, и наконец хихикнул.
— Ну, даже не знаю, — проговорил он, поднимая взгляд. — Тут этого нет…
— Да? — раздраженно произнесла официантка. Она была молода, а потому, естественно, сразу надула губы.