Он поднял руку.
— Иди, послушай меня. Я вернулся из-за тебя. Хотя Мелинда мне тоже нужна, вы обе нужны. Я хочу, чтобы мы были вместе. Неважно, здесь или еще где-нибудь. Если ты не против.
— Что ты плетешь?
— Иди, я тебя люблю.
— Прекрати, пожалуйста.
— Что прекратить?
— Не хочу об этом говорить. Все это чушь. Я же знаю, кого ты любишь. Ты похож на всех остальных. Ты любишь девушку из телепередачи.
— Нет.
— Да. Я ее видела. В твоих снах. Не раз и не два. А потом и по телевизору, когда у тебя появилась кассета.
— Иди, ты ошибаешься.
— Нет. — Она отрицательно покачала головой и грустно улыбнулась. — Да ты себя не кори. Так уж мир устроен. Телевизионные персонажи лучше обычных людей. Нечего стыдиться. Ты ее нашел?
— Пожалуй… Но это было страшно.
— Не надо так говорить. Когда к тебе неравнодушна какая-нибудь знаменитость из правительства или с телевидения, это большое везение. Очень редкий случай.
Эверетт чувствовал, что начинает терять почву под ногами.
— Иди… — Он наклонился и прижался губами к ее губам, носом к ее крошечному носику. Ресницы Иди пощекотали ему скулу, ее губы сначала не шевелились, и он почувствовал, как она сдерживает дыхание, но воздух тонкой струйкой вырывается изо рта. Наконец она закрыла глаза и ответила на поцелуй, ответила с такой страстью, что Эверетт мигом распалился. Но она тотчас отстранилась.
— О, Господи. — Она вздохнула.
— Иди, это я. Ну, пожалуйста, скажи, что помнишь…
— Хаос, я помню, но нельзя же так. Ты уходишь, я все понимаю. Ты никогда не сможешь меня полюбить. — Она повела рукой сверху вниз,
указывая на себя. — Не понимаю, за что Йан любит.
— Ты была другой, — выдавил Эверетт. — Ты красивая женщина. Тут все переделали, и теперь каждый не похож на себя.
— Глупо. — Она сильно нервничала. — Как это я могу быть не похожа на себя? Я — это я. Хаос, уходи. Ну, пожалуйста! Не мучай меня. Люби девушку из телепередачи. Вот она-то как раз красивая.
— Я хочу быть с тобой, — сказал он. — Ты была красивой. Была и осталась. На свете много красивых людей, кроме звезд телеэкрана.
— Простые люди — уроды. Хаос, посмотри вокруг. — Она отвернулась.
— Я помню, — сказал Эверетт. — Ты была похожа на женщин из журналов. Любила показывать мне свое тело.
— Какая же ты дрянь! Почему ты не хочешь взглянуть правде в глаза? Хаос, я уродина! — Она едва сдерживала слезы.
— Тут что-то произошло. Вакавилльские хозяева снов совсем распоясались. Хотят, чтобы вы думали, будто только они…
— Замолчи! — Тонкий голосок задрожал от гнева. — Это моя жизнь! И вовсе незачем приходить и говорить, как, по-твоему, все должно быть. В первый раз, когда ты пришел, я тебя выслушала, а ты все испортил и сбежал. Все, с меня хватит! Если хочешь остаться, ступай, сдай тесты на везучесть. Может, тебя и на телевидение возьмут. Может, ты особенный. А я — обыкновенная! Оставь меня в покое!
— Ты с ума сошла! — Ему хотелось вернуться туда, откуда он ушел, хотелось, чтобы реальность хоть разок посидела спокойно. — В мире много привлекательных людей. Не полтора десятка, а гораздо больше. Если ты обыкновенная, то чего же от тебя хочет Йан?
— Это его дело, — прошипела она.
Эверетт, распаленный ревностью, поднялся с дивана. Рассудок требовал простора.
— Где ключи от твоей машины?
— Куда ты собрался?
— Хочу тебе доказать. Во сколько закрывается парк?
— Не знаю. Пока открыт…
— Ну так давай. — Он протянул руку, Иди отдала ключи. — Я вернусь.
— Хаос… — Голос ее упал, гнев уступил смятению. — Мне это не нравится.
— Ну так выпиши мне билет, когда вернусь.
Он вышел из дома, увидел Мелинду и, ничего не объясняя, потащил ее прочь от Рэя и Дэйва.
— Расскажи, что тут творится, — потребовал он, усевшись в машину.
— Так ведь я уже сказала: все пошло к чертям.
Он завел машину, и они выехали на улицу.
— Значит, ты помнишь, как разговаривала со мной в Шляпвилке?
— Ага. Предков там видела и козла этого, Эджа. И помойку, где ты живешь. Как тебе все это удается?
Он помотал головой.
— Забудь. Слушай, тут кто-нибудь помнит, что было две недели назад?
— Ага, конечно. Но помнят все неправильно. Люди начали меняться, я пыталась объяснить Иди, но тут, похоже, все верят, что они и раньше были такими. Еще крепче прилипли к теликам.
— Меняться? В смысле, внешне?
— Угу. Кроме Кули и его приятелей. Теперь они красавчики, а все кругом уроды. Меня одну не тронули. — Она рассмеялась. — Наверное, решили, что я и так хороша.
— И ведь получилось, да?
— Ага.
Он не отрывал взгляда от дороги.
— Вот так и живем, — сказала Мелинда. — Все обожают правительство. Иди было некуда деваться. Он ведь за ней так долго ухлестывал…
Эверетт повернулся и встретил пристальный взгляд.
— Ты чего?
— Забавный у тебя видок, — ответила она. — Вроде поправляешься.
— Поправляюсь?
— Да нет, ничего, — сказала она чересчур поспешно. — Ты, наверное, просто питался хорошо, а то все консервы, консервы… Я тоже не голодала. — Она задрала на себе рубашку и запустила пальцы в мех на талии. — Ты, вообще-то, где шлялся?
— Повидался со старыми друзьями, — ответил он. — Потом расскажу. — Он затормозил у автомобильной стоянки перед парком. — Побудь здесь.
Эверетт торопливо прошел через парк к знакомому магазину комиксов и журналов. Он хотел купить экземпляр «Плейбоя» или «Пентхауза», показать Иди, что красивые фигуры есть у многих, что рынок устоял против вакавилльсхой интриги.
Он нашел магазин, но не увидел перед ним стеллажа с журналами.
Он обратился к продавцу, человеку нормального телосложения, но с родимым пятном во все лицо, — этакий малиновый осьминог, раскидавший щупальца.
— Мы их теперь за прилавком держим, — объяснил продавец. — Вам что-нибудь эндоморфное?
— Что?
— Новый закон, конечно, знаете?
— Новый закон? Я хочу купить «Плейбой».
— Отлично. Но, по новому закону, вы можете купить выпуск, предназначенный только для вашей категории. Лилипуты смотрят на лилипутов, великаны — на великанов, и так далее. — Он указал на стеллаж за прилавком. Там действительно стояли десять — двенадцать разных вариантов «Плейбоя», все с немыслимыми уродами на обложках.
Продавец окинул Эверетта взглядом.
— По-моему, вы вроде эндоморф. — Он бросил на прилавок журнал. С обложки плотоядно смотрела огромная женщина.
— Что вы сказали?
— Гляди, приятель.
Эверетт заметил собственное отражение в витрине магазина. Он был чудовищно толст, щеки обвисли, руки — точно тесто, убегающее из квашни.
— Четыре доллара, — сказал продавец.
— Не совсем то, что нужно, — возразил Эверетт, чувствуя, как его охватывает безнадежность. — Мне нужны фото красивых тел. Как полагается «Плейбою».
— Их, конечно, печатают, — кивнул продавец, — но покупают только правительственные звезды.
— А мне не продадите? Никто не узнает. Это очень важно.
— Приятель, думаешь, одному тебе хочется первосортного товара? Черта с два. Не продам. Не имею права. Самому смотреть запрещено. А то бы полюбовался, уж поверь. Но эти номера — под замком. И ключи только у правительственных звезд.
— Что? У покупателей есть ключи, а у тебя нет? И ты думаешь, я в это поверю?
Продавец как будто расстроился.
— Ладно, забудь. — Эверетт пошел к выходу, то есть попытался это сделать. Ничего не вышло — тело стало невероятно тяжелым. Слои плоти сковывали любое движение. Пришлось вытечь и хлопнуть на прощанье дверью.
Двигаясь обратно через парк, Эверетт обнаружил, что теперь он вполне соответствует этому городу. Встречных его вид уже нисколько не шокировал. Эверетт стал одним из них. Наверное, вскоре и он влюбится в какую-нибудь правительственную звезду.