Кири послушно позволила Чессе взять себя за руку, и все двинулись в путь.
– Мы все викинги, храбрые воины, – шепнул Рорик Хафтеру, – и идем в Йорк, чтобы вызволить своих друзей. И что же? С нами вместе идут женщина и маленькая девочка.
Хафтер пожал плечами:
– Опять ты завел эту песню, Рорик. Какой от нее прок? Если бы девочка не поехала с нами, она была бы уже мертва.
– Так утверждала Чесса, – тихо пробормотал Рорик, гадая, не солгала ли девушка: все три дня, что они добирались до Йорка, Кири охотно ела. До отплытия с Ястребиного острова она тоже не отказывалась от еды.
– Это оттого, что Кири знает: скоро она увидит Клива, – объяснила Чесса, спокойно встретив вопрошающий взгляд Рорика. – Если бы она осталась на Ястребином острове, то очень скоро уморила бы себя голодом. А с нами у нее по крайней мере есть шанс на спасение.
Двадцать два воина были вооружены мечами, ножами и секирами. В руках у них были щиты, на головах – шлемы. Они хорошо знали, как нагонять на врагов страх, внезапно появляясь из ночной тьмы или густого тумана с поднятыми мечами, с воинственными криками, в шлемах, закрывающих лица.
Но сегодня все нужно было сделать тайно и бесшумно. Гунлейк неплохо знал Йорк. Он прожил в этом городе десять лет, охраняя короля Гунтрума, старшего брата нынешнего короля, Олрика. Ему было ведомо, где содержались пленники, и он очень надеялся, что узилище по-прежнему находится на старом месте. До рассвета оставалось четыре часа – достаточно времени, чтобы вызволить Меррика и всех его людей, достаточно времени, чтобы скрыться. Достаточно времени, чтобы узнать, что они мертвы, и отомстить за их смерть.
Отряд не стал входить в Йорк, а обошел его кругом. Дворец короля Данло стоял на возвышенности, за гаванью и городом, а за ним располагались казармы королевской стражи и темница. Там будет трудно остаться незамеченными, куда труднее, чем на безлюдном берегу.
Гунлейк объяснил остальным, где расставлены часовые, надеясь, что они по-прежнему стоят на тех местах, которые он помнил. Воины и Чесса с Кири подошли к возвышенности сзади, скрываясь то за одним деревом, то за другим. Четыре стражника, попавшиеся им на пути, были убиты быстро и бесшумно. Наконец весь отряд крадучись подобрался к казармам, где жила королевская стража. В дальнем конце ряда казарм виднелось топорно сколоченное деревянное строение, окруженное кучами нечистот. Все вознесли молитву Тору, чтобы их товарищи все еще находились там, внутри, и чтобы все они были живы. Но каждый со страхом гадал, будет ли услышана эта молитва.
Кругом были видны стражники, человек двадцать. Одни из них стояли, прислонясь к дворцовым воротам, другие подпирали стены казарм, явно не помышляя о том, чтобы что-либо охранять. Никто из них не ходил дозором между дворцом, казармами и темницей, они просто праздно стояли и при этом, возможно, даже подремывали.
Незаметно подобравшись к казармам, каждый воин с Ястребиного острова выбрал себе жертву. Несколько мгновений – и королевские стражники лежали на земле. Все они были убиты.
Гунлейк махнул рукой, приглашая следовать за ним. Возле темницы, где содержались узники, стояли в ленивых позах с полдюжины стражников, тихо переговариваясь между собой.
Только один из них успел вскрикнуть, перед тем как Хафтер перерезал ему горло. Все замерли на месте, ожидая, что на крик из казарм высыпет толпа стражников, однако ничего не произошло.
Рорик тихонько толкнул дверь темницы. Она была заперта на деревянный засов. Скулла, руки которого были такие же толстые, как сучья мощного дуба, перерубил старый деревянный брус одним ударом топора.
– Теперь нам понадобится свет, – прошептал Рорик и кивнул Аслаку. Тот быстро подполз к небольшой яме для очага, где все еще рдели раскаленные угли, и зажег фитиль, плававший в масляной плошке, которая лежала рядом с ямой. Фитиль загорелся, и Аслак, освещая путь коптящей плошкой, вошел в темницу. За ним вошли и остальные. Когда Чесса увидела королевскую темницу изнутри, она едва не вскрикнула от облегчения. Клив, Меррик и все воины из Малверна были здесь. Живые! Но едва глаза Чессы привыкли к сумраку, ей снова захотелось закричать – на сей раз от ярости.
Все узники были прикованы к огромным, тяжелым чурбакам. Платье их было изорвано и покрыто грязью и нечистотами. В темнице стояло невыносимое зловоние. И все воины из Малверна выглядели такими худыми и изможденными, словно их долго морили голодом.
– Отец! – крикнула Кири. Чесса мгновенно закрыла девочке рот рукой и наклонилась к ее уху:
– Молчи, Кири. Это опасно. Мы здесь для того, чтобы вызволить твоего отца, а не для того, чтобы и нас посадили в эту темницу. Поэтому молчи и не издавай никаких звуков.
– Но отец…
– Я знаю, – перебила ее Чесса, чувствуя такой гнев, что у нее перехватило горло. Она подняла Кири на руки и бегом бросилась к Кливу. Тот глядел на нее так, словно это была не она, а некий дух из преданий викингов, и ей показалось, что в его глазах промелькнула тревога, однако было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо наверняка.
Все узники что-то шептали. Облегчение от того, что они снова видят своих друзей, явно придало им сил. Чесса опустилась на колени рядом с Кливом и принялась перепиливать ножом толстую веревку, которой он был привязан к цепи, пропущенной сквозь железное кольцо, вделанное в толстый чурбак.
– О боги, – проговорил он. – Кири, дитя мое, неужели это ты?
– Да, отец, я пришла, чтобы спасти тебя. Он засмеялся, сам не понимая, откуда у него взялись для этого силы. Ему хотелось обнять Кири, но он был слишком грязен, чтобы дотрагиваться до нее.
Он боялся, что, если прикоснется к ней, она может заболеть. В голове у него шумело. Должно быть, все это только сон и больше ничего. Он так много думал о том, как Рорик их спасет, что это спасение, наверное, просто привиделось ему в обманчивом сне. Однако почему Рорик привез с собой Чессу и Кири, ведь вся эта затея очень опасна! Клив потряс головой и снова вперил взгляд в свою маленькую дочь. Нет, это не сон, это происходит наяву. Перед ним в самом деле Кири, живая и здоровая. Если бы Рорик не взял ее с собой, она бы уморила себя голодом. Она была бы уже мертва.
– Поторопись, – тихо попросил он Чессу. Гунлейк встал на колени рядом с Чессой и тоже начал перепиливать ножом веревки. Через несколько мгновений Клив был свободен.
– Ты можешь встать? – спросил Гунлейк. Клив медленно поднялся, опираясь спиной о стену. Он чувствовал страшную слабость. И злость оттого, что Чесса и Кири видят его в таком состоянии.
Не давая им разглядеть его как следует, он свирепо прошептал, обращаясь к девочке:
– Ты опять морила себя голодом, да? Она только молча посмотрела на него. Вид у нее был сытый. Как это понять?
Чесса протянула ему мех с водой. Он осушил его до дна. Тогда она дала ему длинный, узкий кусок вяленой говядины. Он жадно засунул его в рот. Никогда еще он не был так голоден. То есть, конечно, был, но очень давно, много лет назад, еще ребенком. Тогда он недостаточно быстро принес своему хозяину кубок с вином, и тот в наказание долго его не кормил. Глупое воспоминание… Клив снова потряс головой и осушил еще один мех, наполненный прохладной водой. Чесса протянула ему еще вяленой говядины. Он подумал, что никогда не ел ничего вкуснее.
Чесса огляделась по сторонам. Все узники жадно поглощали воду и пищу. Если они слишком ослабели от голода, чтобы идти самостоятельно, люди Рорика понесут их. Хвала богам, что Меррик остался жив! Если бы он погиб, Рорик постарался бы разрушить Йорк до основания.
Через неделю все эти люди умерли бы от жажды и голода. Будь проклят Рагнор! Чессе хотелось убить его собственными руками. И Керека. И капитана Торрика.
Клив пережевывал вяленое мясо и мысленно благодарил богов за спасение. В последние дни он и его товарищи так ослабели от голода и жажды, что им даже не хотелось разговаривать друг с другом. Они молча ждали смерти. Когда ночами Керек иногда приносил им пищу и воду, они думали, что он делает это лишь для того, чтобы продлить их страдания, чтобы их конец не был слишком легким и быстрым. Он продолжал приходить, хотя и не каждую ночь, не давая им умереть от голода и жажды. Но они не доверяли ему ни на йоту. Они были уверены, что это игра, жестокая игра, которую ведет Рагнор, и в конце концов все они умрут. Только один человек верил в спасение – Меррик. Он повторял: