Исла расхохоталась:
– По-моему, королева совершенно права. Где бы ты ни появлялась, от тебя везде одни неприятности. Мужчины только зубами скрежещут, глядя на твои проделки. У них руки чешутся тебя придушить, потому что ты вертишься вокруг них, потчуя их то одной лживой басней, то другой, покуда у них голова не начинает идти кругом. Ты не считаешься ни с кем, кроме себя. Ты не уважаешь волю своего отца. Ты забрала в свою глупую голову, будто желаешь только одного мужчину, и утверждаешь, что в глубинах его существа таятся великие сокровища. Что за высокопарная фраза! Уверена, что ты даже не понимаешь ее значения. И не сомневаюсь, что ты толком даже не знаешь того человека, которого так превозносишь. Ты точь-в-точь как Керзог, который ни за что не желает отдавать палку, в которую он впился зубами.
И вот еще что. Этот Клив, о котором ты толкуешь, безобразен. Из-за шрама на лице он похож на христианского дьявола. И он отлично сознает свое уродство, потому что он не слепец. Это ты слепая. Ты не желаешь видеть его таким, каков он есть, потому что ты невыносимо упряма. У этого человека нет ни кола ни двора, никакого ценного имущества, и ему не нужна жена, потому что однажды у него уже была женщина, на которой он хотел жениться, но, боги свидетели, из этого проистекли одни несчастья. С него уже хватит бед и страданий, поэтому ему не нужна женщина, которая по самой своей натуре не способна приносить ничего, кроме смуты и раздора.
– Как ты смеешь, Исла! – Чесса мгновенно приподнялась на локтях, готовая ринуться в бой. – Послушай, я вовсе не виновата в смуте и раздорах. Да, верно, я стараюсь изменить положение вещей в свою пользу, но зато я не ношу на лице многих фунтов краски, от которых голова клонится к коленям. Но постой, откуда тебе известны такие вещи? Откуда ты знаешь про Керзога? И про Клива? О боги, да кто же ты на самом деле?
– А как ты думаешь, принцесса? Я тот самый человек, который соблазнил тебя и сделал тебе ребенка.
– Клив?!
– Он самый.
– О, как я молилась, чтобы ты пришел! – воскликнула она и бросилась ему на шею. – Наконец-то ты здесь, Клив! Я так по тебе соскучилась.
Она обняла его еще крепче и вдруг услышала, как он застонал от боли.
– Что с тобой? Что случилось?
– Ты воткнула в меня нож. Я явился, чтобы спасти тебя, а ты пырнула меня. Впредь держись от меня подальше.
– Я же не хотела!
Она лихорадочно пыталась найти на ощупь, куда же она его ранила, но Клив шлепнул ее по рукам.
– Нет, не трогай меня, ты размажешь краску на моем лице. Убери свой проклятый нож и ляг.
Чесса засунула нож обратно под подушку. Ее сердце учащенно билось. Никогда еще она не чувствовала такой радости, такого облегчения. Теперь все будет хорошо, она была в этом уверена. То, что она сказала о своей любви, не могло его не тронуть. По крайней мере он хотя бы задумается над ее словами.
– Я сказала, что беременна от тебя. Ты не против?
– Нисколько. Если мое семя может быть тебе полезно, что ж, можешь выжать его из меня сколько тебе угодно.
– Мне было позарез необходимо что-то предпринять. Нынче вечером король объявил, что я выхожу замуж за Рагнора.
– Я знаю. Ведь я тоже там был. У меня камень с души свалился, когда тебе хватило ума промолчать и не опровергать этого объявления.
– Я едва этого не сделала, но Керек уговорил меня не перечить королю.
– А если бы Керек не остановил тебя, что бы ты сказала?
– Наверное, заявила бы, что король лжет. Что я беременна вовсе не от Рагнора. Возможно, я упрекнула бы их всех в отсутствии гордости – как же, ведь они собираются выдать меня за Рагнора, зная, что ребенок, которого я ношу, – от другого. Возможно, – я бы заявила им, что они не мужчины, что их мужские отростки давно сморщились и сгнили. В общем, что-нибудь в этом духе.
– Вот видишь – ты и в самом деле сеешь смуту и создаешь хаос. Ты хоть представляешь, что произошло бы, если б ты выложила все это во всеуслышание?
– А может быть, королю пришлось бы пойти на попятный, если бы все вышло наружу? Если бы я объявила, что жду ребенка не от его сына? Может быть, тогда этот недоумок Рагнор подавился бы твоим медом и умер?
– Не будь дурой. Одни боги знают, что бы произошло, если б ты не прикусила язык. От одной мысли об этом у меня кровь стынет в жилах. А теперь хочешь, я скажу тебе, почему королева так торопится выдать тебя замуж за Рагнора и почему ее нисколько не волнует, что твоя так называемая беременность – не от него?
– Откуда тебе это знать? Ведь ты и дня не находишься во дворце!
Он улыбнулся в темноте и почувствовал, как трескается слой краски в уголках его губ.
– Королева рассудила, что ребенок, которого ты носишь, станет лучшим правителем, если он зачат не от Рагнора. По-видимому, она подробно расспросила Керека о том, что я за человек. Ее совершенно не беспокоит, что ты, в которой нет ни капли королевской крови, и я, бывший раб, не имеющий, во всяком случае пока, никакого будущего, дадим королевству Данло нового властелина.
– Блестящее решение! У королевы нет ни стыда ни совести.
– Да, но зато много ума. Я слышал, как ты грозилась, что будешь вопить так, что рухнет крыша, если они попытаются сочетать тебя браком с Рагнором. Королева этого не допустит. Она твердо решила, что ты станешь женой Рагнора и наверняка замыслила какую-то каверзу, чтобы достичь своей цели, несмотря ни на что. Но я еще не выяснил, что именно она задумала.
– Я сама это выясню. Я достаточно хитра, чтобы выудить у нее, что она замышляет. Клив не выдержал и рассмеялся:
– О боги, Клив, как я рада, что ты здесь! А где Кири? Она не морит себе голодом? Может быть, ты привез ее с собой? Она на “Серебряном Вороне”? С нею все в порядке?
– Она осталась на Ястребином острове и ест, как обычно, потому что я поклялся ей, что привезу тебя обратно. Она даже не откладывает палочки, чтобы отмечать дни моего отсутствия, во всяком случае, я надеюсь, что это так.
Чесса снова прильнула к нему и уперлась в огромные накладные груди. Он засмеялся и оттолкнул ее.
– Поосторожней, не то ты размажешь всю краску на моем лице. А это личико мне еще понадобится – ведь оно разожгло страсть Рагнора. Нет, не обнимай меня. Мои груди держатся не очень прочно.
– Клив, после того, как ты спасешь меня, ты сделаешь меня беременной? По-настоящему беременной? А то я боюсь, что скоро потеряю счет отцам этого несуществующего ребенка.
– Полагаю, мне придется это сделать, ведь если я скажу “нет”, одни только боги знают, кого ты выберешь своей следующей жертвой.
Он замолчал, и Чесса пожалела, что не может видеть его лица. Она почувствовала нежное прикосновение его пальцев – они гладили ее губы, подбородок, нос. Ей хотелось поцеловать его, но она боялась размазать краску на его лице. Потом она ощутила на своем ухе его теплое дыхание.
– Я рад, что Рагнор не изнасиловал тебя, – прошептал он. – Изнасилованная женщина обычно не горит желанием лечь в постель с другим мужчиной, даже если ей кажется, что она его хочет.
– Откуда ты знаешь?
– Я сам это видел. Не забывай, что я пятнадцать лет был рабом. Я многого навидался.
– Но теперь все изменилось, не так ли? Теперь у тебя есть я.
– Похоже, что так, – ответил он и засмеялся. Потом погладил ее по щеке и встал с кровати.
– Спи и не ломай голову ни над какими планами. Мне совсем не хочется везде следовать за тобой по пятам и гасить пожары. Я сам решу, что мы будем делать. Послушайся меня хоть в этом, Чесса, не то тебе же будет хуже.
Все обращались с нею с величайшим почтением, включая стражника, который следовал за ней повсюду, куда бы она ни пошла. Через два дня она должна будет выйти замуж за Рагнора. Она видела, как Клив в личине Ислы флиртовал с этим недоумком и поил его медом, но с нею не заговаривал.