— Васька, это ведь ты?! — медленно поворачиваясь к нему, после некоторого молчания спросил Егор. Ждал, что тот сейчас выстрелит.
Увидел в густом пихтаче в трех шагах направленный на него ствол, бородатое, испещренное морщинами лицо, проницательные глаза, глядевшие на него безотрывно. Встретившись взглядами, какое-то время смотрели друг на друга. После продолжительной паузы тот наконец-то пошевелился:
— Нет, я не тот, о ком ты спрашиваешь. Более не спрашивай ни о чем, бери ружье, иди отсюда, покуда жизнь дорога. Преследовать не смей, застрелю сразу.
— Нам не место вдвоем на тропе, — проговорил Егор. — Два медведя в одной берлоге не живут.
— Знаю. Подожди до осени. После хищной охоты уйду сам.
Более не говоря ни слова, Егор медленно поднял ружье, пошел прочь. Сначала хотел резко обернуться, чтобы выстрелить в него и решить все одним махом: кто кого! Подавлено подумал, что даже не успеет, как тот нажмет на курок. Да и неизвестно, в каком стволе пуля, а где пустая после выстрела гильза.
Чем дальше отходил от его стана, тем быстрее становился шаг. В голове хлюпались скользкие, будто грибной рассол, мысли: «Как так он мог меня перехитрить? Подкараулить меня у своего логова скорее, чем это сделал я?» Было очевидно, что он гораздо умнее и предусмотрительнее Егора, всегда смотрит дальше, чем видит он. На душе было мерзко и страшно, как попавшему в ловушку медведю: вот она воля, рядом, но очутиться на ней невозможно из-за крепких венцов. Это было сравнимо с тем, как если бы ему дали хорошего пинка и выгнали из родного дома. Непонятно, как жить и быть дальше. Одно успокаивало, что как бы разбойник ни крутил, Егор понял и не сомневался, что это был Васька Акимов.
Добравшись к вечеру второго дня до Каратавки, узнал от Назара, что его срочно хочет видеть Кузька. Тут откуда ни возьмись, из тайги вывалилась Стюра. Он наказал ей, чтобы Кузя явился для разговора. Тот не заставил себя ждать, пришел в ту же ночь, принес плохую весть: его и Катю ограбили, и никто другой, как беспалый Власик. Это была еще одна неприятная проблема, разрешить которую стоило большого труда.
Власик — племянник Коробкова, двадцатисемилетний сын его брата Андрея Степановнича. Субьект достаточно скользкий и ненадежный в любом отношении, он, с детских лет привычный к вольной жизни и большим тратам, имеет потребности, превышающие его возможности. Кое-как закончив горное училище, Власик пошел работать на Амыльские золотые прииски мастером, но роскошь и бесконечная любовь к благородному металлу сгубили его. Не более как через два года он с помощью таких же двух балбесов попытался ограбить свое же хранилище, которое к тому же оказалось пустым, так как золото вывезли в Минусинск три дня назад. При нападении на охранника Власик получил увечье: казак, в ту ночь находившийся в караульном помещении, оказался далеко не робкого десятка. Защищаясь, смахнул шашкой два с половиной пальца на его правой руке. Его подельники, увидев кровь, побросали ружья и разбежались, оставив раненого товарища наедине с судьбой. Власику грозила тюрьма, но значительное положение и влияние Коробкова Василия Степановича защитило его от позора и дальнейшего падения. Так как золото не пропало и никто при этом не пострадал, дело замяли, заплатив бравому казаку тысячу рублей, чтобы молчал. Тот был рад внезапно подвалившему вознаграждению, предлагая подозрительным лицам еще заглядывать в караульное помещение, когда он несет охрану.
Обо всем этом Егору рассказал сотник Кравцов из Каратуза, когда несколько лет назад казаки объединяли усилия в чистке территории от разбойников. Власика взял под свое крыло дядя, пристроил делопроизводителем по бумажным делам, надеясь, что тот вырос из безмозглого возраста. Но амыльский урок, вероятно, ничему не научил его. Власик продолжал водиться с подозрительными личностями, барачными ворами и спиртоносами, мечтая о баснословном богатстве, которое скоро свалится ему на голову. Егору было непонятно, почему Василий Степанович смотрит на действия племянничка сквозь пальцы и, возможно, даже способствует грабежам Власика на таежных тропах, как это было в случае с Кузей?
Егор догадывался, что на Крестовоздвиженском прииске происходит утечка драгоценного метала — золото воруют. Но не знал, кто и как это делает, да и не надо было ему этого знать до сей поры. Подозрения на Василия Степановича были сомнительными: зачем ему это надо? Ведь он управляющий прииском, получает от добычи большой процент, должно хватать не только на жизнь, но и на коммерческое развитие. Единственное отступление от правил — желание застолбить свой, еще никем нетронутый прииск. Но этого хотят все, кто связан с золотом, это нормальное желание для предприимчивого человека. Будь Егор на его месте, также старался бы добиться этого. И чем дальше он углублялся мыслями в этом направлении, тем больше упирался в стену непонимания ситуации, из которой пока что не было выхода.