— Как это, должен?
— Значит, кого-то жизни лишить надо. А тут как раз Дмитрий золото повез. Вот он его и порешил, а золотишко себе прибрал, — пересиливая боль, со стоном отвечал Кот и попросил. — Перевяжите башку, я и так скажу, что надо.
— Ты грабил парня с девушкой на тропе? — не обращая внимания на его просьбу, продолжал «прокурор».
— Какой парень? На какой тропе? — пытался отказаться Кот, но увидев, как из темноты к нему подтолкнули Кузю, сознался. — Да, было дело. Это мы с Власиком.
— Хорошо. Теперь последний вопрос, потом одежду дадим. Когда повезут золото?
— Завтра на рассвете.
— Самородок там будет?
— Да. Его уже разрубили на три части.
— Как перевозят золото? В чем?
— Мне не говорят. Да это и не мое дело. Я с этого долю имею, а остальное — трава не расти!
— Хорошо, отдыхай покуда, — закончил «прокурор» и что-то негромко сказал товарищам. Те подскочили к Коту, стали тряпками останавливать кровь, развязали руки, подали одежду.
Пока его переодевали, «прокурор» отошел в сторону, где стояли Егор Бочкарев, Кузька и Костя Лебедев. Вениамина не было, лежал в лазарете, еще не мог ходить.
— Зачем так жестоко? — встретил его суровым вопросом Егор.
— Как жестоко? Хозяйство-то, целое! — нисколько не раскаиваясь в содеянном, ответил «прокурор».
— Знаю, что надо было допросить, но не так же…
— А как? Сам сказал, быстро надо, время нет. Вот тебе и быстро, время есть, и Кот, все что надо сказал.
Кузя и Костя вовсе в шоке, никогда не видели такой жестокости. Во время допроса Кота Костя дважды пытался остановить экзекуцию, но его удержали товарищи «прокурора»:
— Не надо мешать. Ему не больно.
— Чего ж тогда он орет?
— Маму вспоминает…
— Что теперь? — спросил «прокурор». — Власика сюда тащить? Ему уши резать будем?
— Нет, погодим до поры. Не надо больше уши резать, так все сделаем.
— Хорошо. А нам что делать? Опять ждать? Когда скажешь, где Васька Акимов?
— Недолго осталось. Думаю, завтра узнаем, когда будет встреча с ним. Скажи своим, этого — указал на Кота, — пускай пока тут держат. Скоро ему свидание устроим. А мы к Порунье.
Следующей частью задуманного Егором плана намечалось обычное застолье с урядником Михаилом Раскатовым. Нет, он не желал вытрясти из него душу, дознаваясь, как на Крестовоздвиженском прииске крадут золото и куда оно уходит: тот этого не знал. Держа его при себе в должности как честного, исполнительного представителя горной полиции, Коробков не посвящал его в свои семейные дела. Михаил Иванович был нужен для своевременной защиты от всех, кто мог посягнуть на его трон. Находясь постоянно при Коробкове, Раскатов беспрекословно подчинялся любому его требованию, за что тот хорошо платил ему за преданность, сквозь пальцы смотрел на его ежедневные возлияния алкоголем и другие соблазны, коими на сегодняшний день являлась его очередная полюбовка Прасковья Собакина. Егор не хотел агитировать Раскатова принять участие в разоблачении Коробкова, это бы вылезло боком: урядник тут же доложил бы об этом управляющему. Все было гораздо проще.
Чтобы досмотр перевозчиков не выглядел как обычный грабеж, им был нужен кто-то из представителей власти. Увидев человека в форме, при документах, Андрей Коробков и Власик будут гораздо покладистей, чем если бы на них наскочила «Черная оспа».
После разоблачения всех можно будет передать в полицию, но не в Минусинск, где у Коробкова везде все схвачено кумовским родством, а в Красноярское Управление горной полиции, где его никто не знает, чтобы те довели дело до конца. Для этого Вениамин в лазарете уже готовил соответствующие бумаги. Константин, знавший все фамилии служащих на надлежащих следственных должностях, показал, как и на чье имя писать протоколы изъятия и допроса в двух экземплярах. Константин сам был из этого ведомства, знал что делать во время остановки подозреваемых лиц. Дело было за малым: где взять форму горного полицейского, чтобы выглядеть настоящим представителем власти? Стюра робко предложила:
— Что тут думать? Надо вусмерть напоить Раскатова.
Что и было тут же включено в план действий.
С Поруньей долго договариваться не пришлось. Хотя она и противилась приглашению урядника в дом среди бела дня, заверяя, что с ним «совершенно не знакома», Стюра убедила ее простым аргументом:
— Коли ты не примешь, Танька Мукосеева его сегодня обещалась пригласить. А он не откажется.