Мужичок указал на тропу, опять невнятно заговорил, но они смогли понять лишь одно слово: спирт.
— Спирт несешь или торгуешь?
— Умы! — радостно замахал головой Сима, доставая из котомки пустую флягу.
— Хох, мужики! — удивился Василий. — Так он же спиртнонос! И много продал?
Сима без утайки, как ребенок, достал из кармана мешочек, передал его в руки Василия. Тот развязал веревочку, высыпал на ладонь содержимое, сдавленно выдохнул:
— Золото!..
Переглянувшись друг с другом, все трое молчали, переосмысливая действия нового знакомого. Егора вдруг осенило. Оглянувшись вокруг, опять обратился к Симе:
— Кто тебя научил? Харитон и Тихон?
— Умы! — довольно ответил тот, прихлопывая в ладоши.
— Ты в бане живешь?
— Умы! — еще больше радуясь, что его понимают, подпрыгивал Сима.
— Это что же получается: они тебя заставляют спирт на золото у старателей менять?
— Умы! — как дитя, прыгал Сима.
— Ну и дела! А кто они тебе? Родственники?
— Иы! — отрицательно покачал головой тот.
Таким образом, переговариваясь мытьем и катаньем, они узнали, что Сима жил здесь у братьев Гуляевых на положении раба. Привлеченный хитростью, с помощью банки леденцов, Сима был привезен из Чибижекских приисков на заимку на лошади. Здесь его заставили работать: днем менять драгоценный металл у старателей, а в остальное время готовить дрова, топить баню и приглядывать за хозяйством. Изучив безобидный, но крайне ответственный характер Симы, Тихон и Харитон поручали ему готовить еду, стирать одежду, убирать в избе, следить за лошадьми. В силу своего недалекого склада ума, не зная цену золоту, он не мог воровать, отдавал братьям все до последнего грамма. Он никогда не задавал лишних вопросов, ничего не просил, довольствовался малым и самым необходимым. За доброе слово и сладкий пряник мог сделать любую черную работу. Он был для братьев настоящей находкой.
После разговора Сима занялся своими делами: натаскал воды и затопил баню, напоил лошадей, развел костер, стал готовить еду. Мешочек с золотом положил на полку в сенях, какое-то время топтался на месте, чего-то ожидая. Егор понял, что он ждет похвалы: нашел в бочке сладких сухарей, дал ему горсть. Тот, довольный, прыгал от радости. Это было подобно рефлексу, когда животное получает подачку за свои действия. И было неважно, из чьих рук было дано угощение. Недолго пообщавшись с Егором, Василием и Дмитрием, Сима видел в них своих друзей. О братьях Гуляевых не спрашивал, вероятно, считал, что если их нет, значит, так надо.
Утром чуть свет Сима проснулся, позавтракал, собрался идти на прииск. Налил из канистры в сенях полную фляжку спирта, сунул в карман сухарей на обед, хотел идти, но Егор остановил его:
— Ты куда?
— Умы, — махнул тот рукой на тропу, что значило «надо идти на работу». Так сказали бы братья Гуляевы.
— Я с тобой пойду, — засобирался Егор, на что Сима только обрадовался.
От Гуляевской заимки на озере до Тартаякских приисков было не больше трех километров. Идти по натоптанной годами и ногами тропе под гору одно удовольствие. Два сезона Егор старался на прииске «Любопытном», бродил неподалеку зимой на лыжах и не знал, что рядом находится разбойничье гнездо. Даже не слышал о Тихоне и Харитоне. О том, что они появились здесь недавно, услышал из старательских разговоров позже. До этого здесь орудовал Филипп Загорный, отчаянный и свирепый разбойник-спиртонос, но потом исчез, вместо него появились Гуляевы. Егору оставалось только догадываться, куда мог деваться Филипп, и кто и когда первый построил заимку на озере.
Место работы Симы находилось на бойком месте. Неподалеку от старательской тропы вдоль реки в скалах находился балаган, где он мог сидеть в любую погоду. Рядом — девять официально зарегистрированных приисков. А сколько старателей-одиночек работает по тайге, никто не знает. Многие хотят расслабиться, размягчить душу после тяжелого трудового дня. Несут Симе золото, украденное у хозяина.
Между Симой и рабочими существует договоренность, какой-то условный знак о встрече. В разное время года он бывает иным, меняется, чтобы не заподозрила администрация прииска. Засвистит ли рябчик, а может, откукует кукушка или крикнет ворон, все знают, что Сима на месте, можно идти. И выходят к нему бородатые, пропахшие потом, дымом и бараком мужики. Несут то, что удалось снять с бутары, когда не видел золотничник-смотрящий.
Сима тщательно меряет благородный металл и горячительную жидкость. Если это россыпь, подставляет пол-литровую железную кружку, в которой две риски: одна, нижняя — под «желтый песок». Другая, верхняя — под спирт. Если старатель приносит самородок, у Симы есть специальные весы с гирьками. Цена золота и спирта зависит от расстояния: чем дальше в тайгу, тем дешевле первое и дороже второе. Цена одного золотника — 4,26 грамма — на Тартаякских и Жейбинских приисках, которые находятся рядом по соседним речкам, стоит два рубля пятьдесят копеек «на хозяина». Спиртоносы и перекупщики дают по три с полтиной. У китайцев цена доходит до четырех рублей. В среднем цена пол-литра неразведенного спирта стоила шесть рублей, или два золотника. Очень любопытен тот факт, что самородки от ста граммов и выше «на хозяина» тут же падали в цене, стоили один рубль семьдесят пять копеек. В то время как перекупы-спиртоносы, русские или китайцы, наоборот, поднимали ее на один рубль. Нетрудно догадаться, куда охотнее нес старатель найденный самородок. Страшно представить, сколько золота уплыло через Саянские хребты мимо Государственной казны.