— А это что? Это зачем? Почему так, а не эдак?..
Ефим терпеливо рассказал ему весь процесс промывки золота от начала до конца. Пояснил, что сейчас, пока не оттаяла земля и не пошла коренная вода, добраться до «подушки», где находится отложение тяжелых крупинок, легче всего. Показал, что когда-то русло ручья было здесь, а значит, под напором воды сюда могло принести не только мелкие крупинки шлихового отложения, но и более тяжеловесные самородки.
Такие места, сынок, называются «сковородки» или «кувшины», — объяснял Ефим. — Вот, к примеру, вода тащит по дну крупинку, а тут ударяется о скалу и поворачивается в другую сторону, меняет направление. А золоту деваться некуда, оно вместе с водой не поплывет — тяжелое. Так и оседает здесь, в развороте, набиваясь, как каша на сковородке. Найти такое место для старателя редкость и огромная удача.
— И все-то ты, тятя, знаешь, — раскрыв рот от удивления, шептал Кузя. — Давай уж побыстрее начнем копать. Скорее хочется найти такой «кувшин» да посмотреть, сколько там золота набилось.
— Не торопись, сынок, — усмехнулся Ефим. — Большого золота тут может и не быть. Так себе, несколько крупинок.
— Почему?
— Русло за тысячи лет менялось часто, и неизвестно, в какой год его больше всего нанесло. Оно может быть вон там, — Ефим показал пальцем в сторону, — или там. А может и глыбже залегать. Много таких случаев было. Копает старатель, мучается. Не найдет — бросит шурф. А за ним какой-нибудь мужик придет, копнет на штык, а оно там покоится. Вот и приходится кумекать, как счастье старательское из рук не выпустить.
— А если его тут не будет? — показал Кузя на яму.
— Значит, будем копать рядом. А если и там не будет, то вон там. Много раз копать будем, пока не найдем.
— А если золота здесь вообще нет?
— Есть! Никуда не делось, — загадочно улыбнулся отец.
— Откуда ты знаешь? — затаил дыхание сын.
— Так, земля показывает, что есть.
— Как это, показывает?
— А вот смотри! — с этими словами Ефим поднялся, подошел к краю шурфа, взял горсть земли, показал Кузе. — Видишь?
— Нет, ничего не вижу…
— А вот, вроде как на песке восковой налет. Это называется смазка, верный спутник золота. Если есть смазка, значит, и золото где-то рядом. К тому же, вон черный кварц повсюду. А золото и черный кварц — два неразлучных друга.
— Ух ты! — только и смог выдохнуть Кузя.
— Вот тебе и ух ты! — засмеялся отец и загадочно проговорил: — Коли хочешь быть добрым старателем, тебе еще многому надо будет научиться.
Ефим копал долго. С каждым штыком насыпал Кузе в мешок несколько лопат, тот нес его на колоду, прогонял по всей длине станка.
— Что там, есть? — спрашивал его Ефим, но, получив отрицательный ответ, продолжал работу.
Перед обедом, углубившись с головой, отец набрал очередную порцию песка. Перетащив груз на место промывки, Кузя высыпал его в воду и тут же закричал:
— Есть! Тятя, есть!
— Чего кричишь-то на всю ивановскую? — подскочил к нему Ефим. — Всех медведей перепугаешь.
А Кузя уже подавал ему небольшую, размером с рисовое зернышко крупинку. Ефим внимательно осмотрел золото, попробовал его на зуб, довольно покачал головой:
— Хорошая проба! — и… выкинул его в сторону, крестясь, заговорил молитву.
— Ты чего? — выкатил глазенки Кузя.
— Это дань Золотухе. Забыл, что я тебе говорил? Нечего жалеть, иначе удачи не будет.
Кузя сразу вроде поник: жалко. Но потом взбодрился: Мать Золотуха даст им еще больше крупинок.
И действительно, когда Кузя принес еще одну ношу с песком, в колоде промылось еще три крупинки. Мальчик опять позвал отца, но тот отмахнулся:
— Незачем без дела от работы отрывать. Знай себе мой. Вечером съемку делать будем.
Отец и сын трудились весь день с небольшим перерывом на обед. Когда подступил вечер, отвели от колоды воду, собрали «урожай». Он едва поместился в деревянной ложке. Здесь были небольшие, размером со спичечную головку «пиявки», некрасивые на вид «муравьи» и три вытянутых «таракана» — самородки от двух до трех золотников. Кузя возбужденно крутился на месте. Он первый раз видел так много золота, не скрывал своего настроения: