Помимо проблемы «фракций» историков все больше интересовал феномен ведомственности в сталинской политической системе. Наиболее интересные материалы для его изучения давала деятельность советских хозяйственных наркоматов, а также процедура составления и согласования производственных и инвестиционных планов[11]. Персонально в центре внимания таких исследований оказался руководитель тяжелой промышленности и один из влиятельных членов Политбюро Г. К. Орджоникидзе, демонстрировавший прямо противоположные модели поведения в зависимости от занимаемых постов — в конце 1920-х годов в качестве председателя Центральной контрольной комиссии партии, а начиная с 1931 г. в качестве председателя ВСНХ, затем наркома тяжелой промышленности СССР. Определяющее значение имел также и тот факт, что столкновения между Сталиным и Орджоникидзе, закончившиеся смертью последнего, оказались единственным серьезным конфликтом между Сталиным и его соратниками, существование которого подтвердилось многочисленными архивными документами[12]. Еще одним активным участником межведомственных конфликтов был В. М. Молотов. Занимая пост председателя правительства, он отстаивал в таких конфликтах «общегосударственные интересы». Позиции Молотова и роль правительственных структур существенно прояснились благодаря исследованиям, предпринятым в последние годы[13].
Одной из целей, которая ставилась при подготовке этой книги, было выявление в архивах максимально возможного количества документальных свидетельств о столкновениях и разногласиях в Политбюро и изучение на этой основе механизмов принятия политических решений в первой половине 1930-х годов. Пока, несмотря на наличие многочисленных фактов о разногласиях в Политбюро, документы не подтверждают версию о существовании и противоборстве «умеренных» и «радикалов». С одной стороны, практически все столкновения в Политбюро носили ярко выраженный ведомственный характер. В результате одни и те же члены Политбюро в разных ситуациях занимали то «умеренные», то «радикальные» позиции. С другой стороны, все важнейшие политические решения, которые ранее было принято относить на счет одной из «фракций», при детальном изучении оказались инициативами Сталина. Несмотря на относительную самостоятельность членов Политбюро в решении многих, прежде всего оперативных вопросов, за Сталиным, судя по документам, оставалось решающее слово. Причем, тенденция эта усиливалась.
Несмотря на то, что такие выводы могут показаться банальными и скучными, факты заставляют пока придерживаться именно их. Возможно, когда-нибудь более удачливые историки найдут реальные документальные основания для более захватывающих версий. Столь же скучными и старомодными кому-то, несомненно, покажутся и те главы книги, в которых анализируются причины и механизмы кампании окончательного уничтожения бывших оппозиционеров, массовых кадровых чисток и репрессивных акций 1935–1938 гг. Огромное количество документов, открывшихся за последние десять лет, существенно продвинули изучение этих чрезвычайно важных событий и позволяют реконструировать их буквально в деталях. Важнейшие работы сотрудников общества «Мемориал» А. Б. Рогинского, Н. Г. Охотина, Н. В. Петрова и др.[14] дали толчок многочисленным исследованиям большого интернационального коллектива историков[15]. История сталинского террора является наиболее динамичным и успешным направлением историографии советского периода. Однако, что касается проблемы инициирования чисток и «большого террора», мы и теперь, опираясь на архивы, в целом можем подтвердить то положение, которое многие наблюдатели и историки выдвигали и до открытия архивов: «Суть всей чистки зависела в конечном счете от личного и политического воздействия Сталина»[16].
Многочисленные документы полностью опровергают различные предположения о стихийности террора, об утрате центром контроля над ходом массовых репрессий, об особой роли региональных руководителей и каких-то мифических групп бюрократии в инициировании террора и т. п. Начало этим теориям было положено так называемыми «ревизионистами» на Западе еще в 1980-е годы[17], когда советские архивы были абсолютно закрыты, а сильно идеологизированные постулаты «официальной» западной историографии вызывали отторжение у молодых, склонных к эпатажу «бунтарей» из университетской среды. Под влиянием вновь открывшихся фактов эти западные историки в некоторой мере скорректировали свои позиции[18]. Однако старые заблуждения и выдумки в карикатурнопреувеличенном виде воспроизводятся и в современной России, правда, без упоминания своих предшественников — «ревизионистов»[19]. Фантастические картины террора как результата противостояния Сталина-реформатора, стремившегося дать стране демократию, и своекорыстных партийных бюрократов-ортодоксов, всячески притеснявших вождя, основаны на многочисленных ошибках, сверхволь-ном обращении с источниками, а также игнорировании реальных фактов, не вписывающихся в придуманную схему.
11
Kuromiya Н. Stalinist Industrial Revolution. Politics and Workers, 1928–1932. Cambridge, 1988; Rees E. A. (ed.) Decision-Making in the Stalinist Command Economy, 1932–1937. Basingstoke, New York, 1997; Грегори П. Политическая экономия сталинизма. М., 2008.
12
Davies R. W. Some Soviet Economic Controllers — III. Ordzhonikidze // Soviet Studies. Vol. 12. № 1 (July 1960); Fitzpatrick, Sh. Ordzhonikidze's Takeover of Vesen-kha: a Case Study in Soviet Bureaucratic Politics // Soviet Studies. Vol. 37. № 2 (April 1985); Benvenuti F. A Stalinist Victim of Stalinism: «Sergo» Ordzhonikidze // Cooper J., Perrie М., Rees E. A. (eds.) Soviet History, 1917–1953. Essays in Honour of R. W. Davies. Basingstoke, 1995; Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М., 1993.
13
Watson D. Molotov and Soviet Government. Sovnarkom, 1930–1941. Basingstoke, 1996; Watson D. Molotov. A Biography. Basingstoke, New York, 2005.
14
Для изучения проблем организации террора особое значение имели два сборника статей: Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997; Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., 1999.
15
Перечислить все эти работы невозможно. Среди обобщающих исследований и публикаций документов см.: Getty J. А„Naumov О. V. (eds.) The Road to Terror. Stalin and the Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939. New Haven, London, 1999; Юнге М., Биннер P Как террор стал «большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003; McLoughlin В., McDermott К. (eds.) Stalin’s Terror. High Politics and Mass Repression in the Soviet Union. Basingstoke, New York, 2003; История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Собрание документов в семи томах. М., 2004; Khlevniuk О. The History of the GULAG from Collectivization to the Great Terror. New Haven, London, 2004; Баберовский Й. Красный террор. История сталинизма. М., 2007; Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» — Николай Ежов. М., 2008. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 гг. М., 2009.
18
Одной из важнейших последних работ этого направления, в которой делается компромиссная попытка соединить априорные построения о стихийности террора и явно противоречащие им архивные свидетельства, является статья: Getty J. A. «Excesses are not permitted»: Mass Terror and Stalinist Governance in the Late 1930s // The Russian Review. Vol. 61 (January 2002). P. 113–138.