— Заткнись, и давай-ка осмотрим этот переулок, — грубо оборвал его Харрисон. — Я вовсе не собирался врезаться в тебя. Что-то меня подбросило…
— Вот и я об этом. — Полицейский рассматривал напарника в тусклом свете далекого уличного фонаря. Куртка Харрисона свисала с него рваными лохмотьями, рубашка была изрезана в клочья, а через прорехи видно было, как тяжело вздымается и опускается широкая волосатая грудь. Пот градом катил по шее, смешиваясь с кровью из глубоких порезов, покрывавших плечи, руки и грудь. Волосы Харрисона были перепачканы грязью, а одежда казалась пропитанной ею насквозь.
— Наверное, целя банда налетела, — предположил Хоган.
— Один человек, — сказал Харрисон, — человек или горилла, только говорящая. Ты идешь?
— Нет. Кто бы там ни был, его уже след простыл. Посвети фонариком. Видишь? В переулке ни души. Так они и будут ждать, когда мы их сцапаем за хвост. Займись лучше собой. Говорил я тебе, нечего срезать углы по темным закоулкам. Слишком многие имеют на тебя зуб.
— Пойду к Ричарду Бренту, — сказал Харрисон. — Он приведет меня в порядок. Пошли вдвоем?
— Ладно, но лучше бы ты позволил мне…
— Только не это! — возопил Харрисон, испытывая муки не только от ран, но и от уязвленного тщеславия. — Кстати, Хоган, ни слова об этом, понял? Я хочу разобраться сам. Дело тут непростое.
— Да уж, непростое, если какой-то тип так отделал Железного Харрисона, — ехидно ввернул Хоган, заставив Харрисона отчаянно выругаться про себя.
Дом Ричарда Брента стоял в непосредственной близости от участка Хогана, эдакий последний оплот респектабельности на фоне всеобщего запустения, грозившего захлестнуть всю округу, но совершенно не интересующего поглощенного своими исследованиями Брента.
Брент сидел в своем изобилующем всевозможной экзотикой кабинете и рылся в таинственных фолиантах, то есть занимался делом, которое одновременно являлось и его профессией, и любимым занятием. Обладавший характерной внешностью человека науки, он резко отличался от своих гостей. Но за лечение он принялся без излишней суеты, призвав себе на помощь познания, приобретенные во время не полностью пройденного курса медицины.
Удостоверившись, что раны Харрисона немногим серьезнее обыкновенных царапин, Хоган откланялся, и теперь широкоплечий Харрисон сидел напротив хозяина дома, держа в своей могучей руке бокал виски.
Ростом Стив Харрисон был выше среднего, но казался ниже за счет очень широких плеч и мощной грудной клетки. Его могучие руки казались излишне длинными, а голова всегда была угрожающе наклонена вперед. Низкий широкий лоб, над которым росли жесткие черные волосы, предполагал в Харрисоне скорее человека действия, нежели мыслителя, но холодные голубые глаза выдавали неожиданно глубокий интеллект.
— «Как я сгинул в песках», — повторил он. — Вот что он сказал. Шизик какой-то, иначе какого черта…
Брент покачал головой, обводя рассеянным взором стены, словно спрашивая ответа у декорировавшего их старинного и современного оружия.
— Ты понимал язык, на котором он сперва говорил?
— Ни единого слова. Единственное могу сказать — это не был ни английский, ни китайский. А сам тип был весь, как стальная пружина, и гибкий, как китовый ус. И драться с ним было все равно, что со стаей диких кошек. Теперь я без пушки не хожу. Никак не думал, что она может понадобиться, последнее время все было так спокойно. Всегда считал, что со своими кулачищами сумею разобраться хоть с целой компанией обычных людей. Но этот черт — не из их числа, он хуже дикого зверя.
Полицейский с шумом отхлебнул виски, отер рот тыльной стороной ладони и подался вперед, поближе к Бренту. В его холодных глазах бегали странные огоньки.
— Я бы не решился высказать это предположение никому, кроме тебя, — произнес он с непонятным колебанием в голосе. — Может, ты решишь, что у меня крыша поехала, но за свою жизнь мне пришлось послать кое-кого на тот свет. Как ты думаешь… китайцы же верят во всяких там вампиров, оживших мертвецов… он ведь болтал что-то о том, что его убили, а я — его убийца… Тебе не кажется, что…
— Глупости! — воскликнул Брент, недоверчиво улыбаясь. — Мертвец — он и есть мертвец. Покойники не оживают.
— Я тоже всегда так считал, — пробормотал Харрисон. — Только что он имел в виду, говоря, будто я бросил его на растерзание стервятникам?
— Я тебе объясню! — раздался резкий и беспощадный, как острие ножа, голос, прервавший их беседу.