Зажимая себе рот и покрываясь испариной, Харрисон продолжал свое ужасное занятие, чтобы удостовериться в том, во что едва мог поверить. А затем стер капли пота.
— Три ящика, набитые мертвыми китайцами! — с содроганием прошептал он. — Восемнадцать трупов! Черт подери! Прямо оптовое убийство! Чего только я в жизни ни повидал, думал, уже ничто не сможет выбить меня из колеи. Но это уже слишком!
Еле уловимый шорох открываемой двери заставил его отвлечься от своих неприятных размышлений. Охваченный страшным напряжением, он повернулся на шум. Перед ним раболепно склонилась отвратительная, зловещая фигура, словно воскресшая из ночного кошмара. Полицейский отметил массивный полуобнаженный торс, гладкую, как пушечное ядро, бритую голову, лицо, искаженное ухмылкой, обнажавшей зубы, слюну, стекавшую из уголков рта, — и вот это чудовище набросилось на него.
Харрисон не принадлежал к тем, кто сразу хватается за оружие. Прежде всего, повинуясь инстинкту, он пускал в дело могучие кулаки. Вместо того чтобы выхватить пистолет, он правой рукой нанес сокрушительный удар прямо по этой оскаленной физиономии и удовлетворенно отметил, как по ней побежали струйки крови. Голова гиганта откинулась назад, но жилистые пальцы продолжали цепко держаться за лацканы куртки детектива.
Левый кулак Харрисона с размаху врезался в солнечное сплетение противника, от чего бронзовое лицо нападавшего приобрело зеленоватый оттенок. Однако он не ослабил хватку и упрямо пытался стянуть куртку с плеч полицейского. Харрисон догадался, что этим приемом бандит пытается обездвижить ему руки, и, притворяясь, будто уступает его намерениям, изо всех сил ударил желтолицего в грудь пригнутой головой, одновременно освобождаясь от сковывавшей его движения одежды.
Гигант, пошатываясь, попятился назад, судорожно пытаясь глотнуть воздуха и держа бесполезную теперь куртку Харрисона перед собой наподобие щита, а неумолимый в атаке полицейский прижал его к стене и обеими руками поочередно нанес зубодробительные удары под челюсть противника. Глаза желтокожего великана подернулись пеленой, и он начал медленно оседать. Ударившись головой о стену, он рухнул наземь, заливая пол вокруг себя алой кровью и содрогаясь в предсмертных конвульсиях.
— Душегуб монгольский! — выдохнул запыхавшийся Харрисон, свирепо оглядывая свою жертву. — Что за ужасы здесь творятся, хотел бы я знать?
В этот миг сзади на его голову обрушился удар дубинки. Свет померк в глазах Харрисона.
* * *Его нынешнее положение породило в мозгу детектива какие-то туманные ассоциации с испанской инквизицией. Он, наконец, пришел в сознание. Возможно, эти ассоциации были порождены звяканьем стальных цепей. Выплывая из бездны галлюцинаций, он первым делом почувствовал, как болит у него голова, бережно дотронулся до нее и разразился яростными проклятиями.
Он валялся на бетонном полу. На поясе у него был стальной обруч, замкнутый за спиной на замок и прикрепленный к цепи, приковывавшей его к вмурованному в стену кольцу. Помещение, в котором не было ни одного окна и всего одна дверь, освещалось висевшим под потолком тусклым фонарем. Дверь была заперта.
В комнате находились какие-то предметы, и по мере того как глаза Харрисона привыкали к чахлому свету, предметы эти приобретали все более конкретные очертания, а его охватывало леденящее душу предчувствие, казавшееся слишком фантастическим и жутким, чтобы довериться ему. И все же то, что предстало перед ним, было поистине невероятным. Тут находился какой-то механизм, оснащенный рычагами, воротами и цепями. С потолка свисала цепь. Были здесь и еще какие-то железные штуковины, напоминавшие по форме языки пламени. В одном из углов стояла массивная, изборожденная зарубинами плаха, а к ней был прислонен тяжелый широколезвенный топор. Детектив невольно содрогнулся, спрашивая себя, уж не снится ли ему все это средневековье в каком-то кошмарном сне. Он не сомневался в предназначении этих предметов, потому что видел точно такие же в музеях…
Почувствовав, что дверь отворилась, он изогнулся и увидел в проеме неясный силуэт — это был высокий, похожий на призрака человек, одетый во все черное. Человек вошел в комнату, словно сама Смерть, и притворил за собой дверь. Из-под капюшона на желтом лице ледяным блеском сверкнули глаза, выражение которых вселяло ужас.