Запахи свежести пронизывали вечерний воздух. Хорр, хотя и сгорал от нетерпения, вынужден был терпеливо ждать, вбирая полной грудью пряные ароматы высушенных дров.
Оба они молчали, и в ночной тишине явственно раздавался сухой резкий треск поленьев, сгоравших в очаге. Нечто убаюкивающее было в этом, отчего молодой иннеец почувствовал странное, необычное спокойствие. Словно какая-то сила умиротворяла его.
Все было нацелено на это, — и особый ароматный дымок, и тихая ночь полнолуния с яркими звездами.
В то же время у молодого вождя возникло совершенно определенное ощущение, что в его мыслях кто-то хозяйничает, кто-то исследует их, как свои собственные.
Иннеец даже откинул голову назад и едва заметно втянул воздух ноздрями, ибо грудь словно стиснули незримые тиски, а в затылок с внутренней стороны впились бесчисленные невидимые острые иглы. Яркими лучами точно осветились все углы рассудка, в котором все оказалось словно бы на виду.
На Хорра смотрели проницательные глаза, наполовину прикрытые тяжелыми морщинистыми веками. Иннеец почувствовал, что несмотря на кажущуюся бесстрастность, эти глаза зорко подмечали каждую мельчайшую деталь, и от их пытливого взгляда невозможно было укрыться.
Несомненно, эливенер каким-то образом проник в его сознание. Он сумел уже что-то узнать, хотя Медноволосый Хорр еще ни словом не обмолвился о посетившем его недавно видении.
Словно в подтверждение его догадки, седовласый старец спросил:
— Невероятное, случившееся с тобой ночью, связано с Пайлудом?
Даже голос его изменился. Он перестал по-старчески дрожать, обрел внушительную глубину и густую насыщенность.
— Как ты узнал?! — изумился иннеец, у которого даже горло перехватило от неожиданности. — Я еще не промолвил ни слова…
— Значит, это действительно связано с Пайлудом… — утвердительно кивнул Астерс, как бы соглашаясь с самим собой. — Я не ошибся, как только ты показался из рощи, здесь сразу пахнуло этим ненавистным болотом!
Не успели прозвучать его последние слова, как и Хорру показалось, что свежий ветер, струившийся над головой, резко умолк. Упоительные ароматы древесного дымка сменились смрадом влажной гнили, словно осевшей за одно мгновение на его смуглом лице. В нос ощутимо ударили зловонные запахи плесени и плотных болотных миазмов.
Глаза иннейца даже широко открылись от удивления. У него было полное ощущение, что за время, равное короткому взмаху ресниц, он успел удивительным образом переместиться от уютного очага Астерса в самую сердцевину зловещего Пайлуда.
— Неужели ты смог вызвать духов? — растерялся он.
— Духов и ты можешь вызывать, — иронически усмехнулся эливенер. — Можешь вызывать, откуда угодно… Хоть из густых дебрей Тайга, хоть со дна Внутреннего моря, хоть из глухих топей Пайлуда…
— Я могу? — изумился Хорр. — Ты не шутишь, достопочтенный знахарь?
— Конечно, не шучу… Ты вполне можешь делать это! Каждый может… — отозвался старец, пожав плечами.
Ироничная улыбка сползла с его морщинистого лица и он совершенно серьезно добавил:
— Вызывать духов из небытия может даже каждый ребенок. Это очень просто. Вопрос заключается лишь в том: услышат ли духи тебя? Подчинятся ли они твоему зову? Будут ли духи появляться каждый раз, когда этого захочешь ты?
Темные глубокие глаза, глядящие из-под густых белых бровей, снова насмешливо просверлили его. На этот раз Хорр смог достойно выдержать и ответил прямым спокойным взглядом.
— Ты сегодня общался с духом, — полувопросительно, полуутвердительно сказал эливенер.
— Да… это случилось так внезапно… когда я собирался спать… — признался иннеец.
— А что ты держишь в руке? — неожиданно поинтересовался Астерс, кивнув на огромный кулак вождя. — Именно это заставило тебя прийти ночью ко мне?
— Ты видишь в полной темноте… и трудно скрыть от тебя что-либо…
— Дашь мне это посмотреть? — спросил старец. — Ты ведь обязательно хотел мне показать эту вещь… это ведь как-то связано с исчезновением пятерых девушек, не вернувшихся из Пайлуда…
Звено любимого ожерелья Ратты, которое все это время сжимали пальцы иннейца, легло на узкую морщинистую ладонь знахаря. Медноволосый Хорр почему-то почувствовал странное облегчение, словно этот простой кусок коралла с просверленным отверстием угнетал его и сдавливал душу.