— Стой, болотная нечисть! — едва слышно просипел он. — Дух Проливного Дождя поможет мне, и я убью тебя, порождение плесени!
Мозг его полыхал от ненависти. Никогда еще вождь не ощущал себя таким сильным. Казалось, еще немного, он бросится вплавь вслед за смрадной лодкой, догонит ее и выручит всех из беды.
— Стой, дерьмо грокона! Стой! — снова прокричал он, на этот раз более уверенно. — Ты не уйдешь от меня!
Тело ринулось вперед, но в этот миг как будто в ушах раздался зловещий хриплый смех, и чьи-то ледяные пальцы остановили его, безжалостно сдавив горло. Он отшатнулся, словно налетев со всего маха лбом на невидимую преграду, судорожно закашлялся и через мгновение захрипел от удушья.
Лицо иннейца налилось густым багровым оттенком. Несколько мгновений Шестипалый Маар еще держался на ногах, хотя и шатаясь, а потом рухнул на колени, как подкошенный.
Дышать он уже почти не мог, беспомощно хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег и от отчаяния схватился обеими руками за шею. Ногти Шестипалого отчаянно царапали смуглую кожу на горле. Ногти оставляли глубокие, до крови, продольные следы, точно желая сбросить с глотки невидимые руки, но таинственная хватка никак не ослабевала, и стальной обруч неумолимо сжимался вокруг его горла.
Все усилия оказались тщетны. Не успело черное судно со спящими девушками растаять в тумане, как стоявший на коленях Маар обмяк, и безжизненное тело со всего размаха упало в воду, окропив мелкими каплями брызг валявшихся на берегу иннейцев.
Последняя мысль, промелькнувшая в сгоревшем дотла сознании старого вождя, была о том, что все-таки он окончил свои земные странствия в бою. Он погибал, но был спокоен, потому что честно вступил на тропу, ведущую каждого дождевого охотника в Серую Чащу.
Единственное, о чем он мечтал — встретить в загробном мире свою зеленоглазую приемную дочь и никогда больше не отпускать ее от себя…
После охоты на грокона, продлившейся несколько дней, Зеленоглазая Ратта, дочь Маара Шестипалого, долго не могла заснуть. Как обычно, она после сытного ужина заняла свое место в девичьем шатре, рядом со своими подругами, но в эту роковую ночь не смогла так же, как они, сразу соскользнуть в пучину сна.
После обычной легкомысленной болтовни девушки быстро успокоились и заснули. Раздалось их ровное, мерное, безмятежное дыхание, а Ратта никак не могла отключиться и лежала в полной темноте, погруженная в свои мысли.
Стоило ей только прикрыть веки, как перед внутренним взором возникал Медноволосый Хорр, доблестный воин и охотник, устроившийся на ночлег в соседнем шатре. Она давно отмечала, каким влажным блеском вспыхивают глаза юноши, стоило ей только появиться рядом, но сама боялась признаться себе в этом.
Шелестела тонкая трава, растущая на берегу, а Зеленоглазой Ратте казалось, что едва слышный ветерок приносит звук мужественного голоса Хорра. Шорох раздавался где-то рядом, совсем близко от ее лежанки. Ей вдруг почудилось, что сквозь плотную пелену она отчетливо различает шум осторожных шагов. Может, он решил в эту ночь посетить ее?
От этой мысли сон совсем ускользнул от нее…
С ней происходило что-то непонятное. Жар прилил к щекам, и девушка не могла найти себе места, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Как бы она ни легла, все ей было неудобно. Наконец свернулась клубком, так что лоб почти упирался в подогнутые колени, и постаралась поймать сон.
Чтобы успокоиться, Ратта даже сняла с шеи свое любимое ожерелье и стала перебирать крупные куски коралла, похожие на огромные человеческие зубы. Это ожерелье подарил ей отец, пару разливов рек назад он выменял его у соседнего племени на огромную тупомордую рыбину.
Пальцы девушки гладили ожерелье. Обычно это всегда успокаивало ее, умиротворяло, и она, как правило, быстро засыпала. Но в эту ночь неясное томление угнетало, давило на грудь, совсем не давая забыться.
Лежащие рядом подружки мирно спали, чуть-чуть посапывая по-детски, а Ратта никак не могла избавиться от сладостных воспоминаний о Медноволосом Хорре. Он являлся к ней в памяти снова и снова, каждый раз становясь все более откровенным. Если сначала образ широкоплечего, мощного иннейца только нежно разговаривал с ней, то с каждым разом он проявлял все больше настойчивости.
Ничего Ратта не могла с собой поделать. Ей казалось, что молодой охотник уже прикасается к ней, проводит ладонью по волосам, заплетенным в тонкие косички, ласкает кончиками пальцев ее щеки, губы, шею.
Потом его воображаемая рука начала спускаться ниже. И вот наконец эта рука легла на ее высокую, тяжелую грудь, и Ратта даже вздрогнула…