Тогда я медленно прополз на четвереньках между треугольными останцами внутрь вытоптанного круга, чтобы разглядеть все действо поближе и записать позже в подробностях. Я понял, какая редкая возможность представилась мне, потому соблюдал крайнюю осторожность. И все же я прозевал, как телеут сцапал меня за плечо и прижал к земле.
— Степан дус, — зашептал он мне прямо в ухо, — дальше ходить нельзя! Это Салагай, Белый кам! Он сейчас будет говорить с Тенгри, ему нельзя мешать…
— А что за обряд он хочет совершить? — тихо спросил я.
— Наверное, будет просить помощи у хозяина Верхнего Мира. Видишь, у камня лежит большой мешок. Там баран — дар Тенгри…
Шаман вдруг прекратил пляску, подошел к камню и вытащил из-под своих шкур какие-то предметы. Я не смог их разглядеть из-за большого расстояния, но зоркий Торбок сумел и прицокнул языком:
— Ну, дус, тебе очень повезло! Салагай хочет разбудить Тенгри!..
— Зачем?
— Думаю, из-за пожаров. Тайга нынче горит по всему краю — почти все лето не было дождей, даже болота высохли. Так уже было раньше. Старики говорят: пока Тенгри спит, айны хозяйничают на земле…
Неожиданно наш разговор был прерван громким пыхтением и через мгновение на землю рядом со мной плюхнулся Торопчин.
— Что тут происходит? — довольно громко начал он, но я показал ему кулак, и Семен тут же сбавил тон: — Почему ты меня не разбудил?
— Тише! — цыкнул я на него. — Смотри лучше. Это Белый шаман, Салагай. Он сейчас совершит очень древний обряд с жертвоприношением! Такого еще никто из русских или европейцев не видел. Мы — первые!..
Шаман между тем подошел к своему мешку, наклонился над ним, мешок дернулся и забился на земле. Тогда Салагай обернулся куда-то в сторону и крикнул. На его зов из темноты, с противоположной от нас стороны в круг света вошел тоже высокий парень в татарском халате и лисьем малахае, лицом похожий на шамана. Вдвоем они развязали мешок, но в нем оказался не баран!
На свет появился еще один парень. Голова его была обрита, лишь на затылке оставался длинный хвост из волос. Руки пленника были стянуты за спиной у локтей ремнем. Но одежда его заметно отличалась от татарской. Мы с Семеном застыли, пораженные необычным зрелищем.
— Кто это? — наконец смог вымолвить я.
— Это воин-хакас, — как-то нехотя пояснил Торбок. — Две луны назад был набег на городище Сыркаш. Хакасам снова понадобились жены и оружие…
Я слышал кое-что в Кузнецке об этих воинственных кочевниках, но отказывался поверить в свою догадку:
— Неужели Салагай собирается принести в жертву этого воина?!
— Да, — телеут судорожно вздохнул и отвернулся.
— Дикость какая! — в полный голос вдруг заявил Торопчин.
Я не успел его остановить. Семен резво вскочил на ноги и не таясь пошел к капищу. На плече его я, к своему ужасу, заметил висящий дулом вниз карабин. Шаман и его помощник между тем успели подтащить пленника к жертвенному камню и уложить на него спиной. Помощник придержал хакаса за плечи, а Салагай достал из-под одежды плоскую бутыль, схватил пленника за лицо и влил ему в рот какую-то темную жидкость из бутыли.
Торопчина оба заметили, лишь когда Семен приблизился к ним шагов на десять. Но татары не растерялись. Шаман перехватил пленника, а его помощник шагнул навстречу Торопчину и в руке его сверкнул длинный охотничий нож. Тогда я, не помня себя, вскочил, вскинул вверх карабин, закричал и выстрелил в воздух.
Мое появление также было неожиданным и, в общем-то, решило исход столкновения. Парень с ножом отпрянул назад, Семен же вдруг выхватил из-за пазухи пистоль (я про него не знал!), а пленный хакас вдруг извернулся на камне и ловко ударил обеими ногами шамана в грудь. Салагай не удержался на ногах и упал навзничь прямо под ноги отступавшему помощнику. Тот запнулся о него и тоже упал. Тогда Торопчин взревел как медведь, пальнул из пистоля и, растопырив руки, пошел на татар. Тут оба не выдержали и прямо на четвереньках кинулись во тьму.
Поле боя осталось за нами. Я подбежал к пленнику, пытавшемуся подняться, вынул нож и разрезал путы. Однако это помогло мало. Хакас никак не мог устоять на ногах, его мотало из стороны в сторону, как пьяного.
— Похоже, опоили чем-то, — сказал Семен и витиевато выругался в адрес татар. — Ну, что делать-то будем, Степан?