— Да, плохо дело, — согласился с отцом Виллу, — у меня все идет прахом. Но как же мне быть, если я до сих пор продолжаю думать о Кивимяэ. Это единственное место в Катку, где я могу хоть что-то сделать, — настолько-то я вижу, чтобы там работать. Мне все так же хочется убрать оттуда камни, чтобы землю можно было пахать и боронить и чтобы ты своими глазами увидел, какой на Кивимяэ будет хлеб расти.
— А я тебе вот что скажу: либо брось с этими камнями возиться, либо уходи от меня, — куда хочешь уходи, хоть в лес под елку, хоть в Кырбоя хозяином.
Но тут Виллу сказал такое, что отец невольно подумал: сын не в своем уме. Виллу сказал:
— Я и сам иной раз думаю, что мне следует уйти от тебя. И я ушел бы, ушел бы хоть сегодня, если бы ты позволил мне взрывать камни на Кивимяэ и обрабатывать там землю, когда камней уже не будет. Я бы и впрямь согласился жить в лесу под елкой и ходить на Кивимяэ только по воскресеньям, если в другие дни времени не будет. Видишь, отец, ты купил Катку, а купив, уже не захотел его никому продавать, даже хозяевам Кырбоя, даже за те большие деньги, что они тебе за него предлагали; ты здесь работал, сколько хватало сил, копал канавы, возводил постройки, даже трубу сложил, обзавелся новыми дровнями и телегами, заменил в телегах деревянные оси железными, чтобы, как говорится, передние колеса змей из кустов не выгоняли, а задние их не давили, — вот что ты сделал. А скажи, что делать мне? Обосноваться в твоей усадьбе, ездить на твоей телеге, пахать твоим плугом, жить в твоих постройках? Неужто я сам ничего не могу или не умею? Тебе легко говорить, ведь у тебя есть Катку, и если у твоих лошадей не повисают уши, если у овец к весне не начинается вертячка, если не болеют рожей свиньи, то это благодаря тебе и матери. А я? Скажи, разве я не могу тоже сделать что-нибудь такое, что было бы под стать твоим делам? Ведь не для того ты купил Катку, чтобы вечно жить здесь по старинке. Ведь и ты недоволен был прежним Катку, перестроил его по-своему, вот и я хочу как-то его обновить. Лишь в одном я, пожалуй, виноват: не с того конца начал, глупцом был, не знал Катку. Мне бы следовало послать ко всем чертям свои мастерские и погреба и приняться за Кивимяэ, тогда с камнями давно уже было бы покончено. Новое зерно уже лежало бы в закромах, новое сено в сараях, а на вырученные за них деньги можно было бы со временем построить погреб и даже мастерскую, кабы охота была.
Так говорил сегодня с отцом Виллу, он еще никогда с ним так не говорил. Никто еще не говорил так со старым Юри о его усадьбе, даже Юхан, этот настоящий мужчина. Поэтому, слушая сына, Юри в конце концов невольно пришел к выводу, что чего-чего, а ума у сына хватает, хотя в остальном дела его плохи. Отцу кажется даже, что за последнее время ума у Виллу прибавилось, — то ли он в тюрьме поумнел, то ли в больнице, неизвестно, но возможно, что и там, и там; ведь, по мнению Юри, оба эти учреждения хороши, — тюрьма, пожалуй, даже лучше больницы. И когда Виллу немного погодя снова заговорил о своем, отец слушал его уже внимательнее.
— Ты даже против того, чтобы я на Ээви женился, — продолжал Виллу, — хочешь, чтобы я взял в жены хозяйскую дочь, богатую, а скажи, почему ты сам на богатой не женился?
— У меня ничего не было, за меня богатая и не пошла бы, — ответил отец.
— У тебя ничего не было… — повторил Виллу. — А теперь ты хозяин Катку. Мать ничего тебе не принесла, кроме себя самой, но это больше, чем корова, овца или поросенок. Разве богатая стала бы рядом с тобой спину гнуть, как это делала мать, разве станет богатая жена рядом со мной гнуть спину? А я вовсе не собираюсь меньше твоего трудиться в Катку, я не хочу жить здесь из милости и не хочу, чтобы жена моя жирела от безделья, живя трудами моей матери. Я хочу быть сам себе хозяином и хочу, чтобы жена моя была сама себе хозяйка, как моя мать. Ты, работая здесь, все туже затягивал ремень, так неужто тебе хочется, чтобы я только и делал, что распускал его? Нет, я на это не согласен, я начну с того же, с чего начал ты, начну строить свое Катку, и жена моя должна строить его вместе со мной, если она хочет быть моей женой. Скажи теперь сам, кто мне больше подходит — хозяйская дочь или бобылка Ээви? Пусть она живет здесь и работает, ведь она хочет работать, работать и растить детей, такой она человек, и мне нравится, что она такой человек. И еще я скажу тебе: когда мой сын вырастет, я не стану ему мешать, пусть трудится, пусть трудится, сколько хватит сил, пусть построит в Катку хоть город, если ему не по душе то, что сумел сделать я.