Как-то Виллу поделился своими планами с отцом, но тот просто-напросто высмеял его.
— Кивимяэ — самая настоящая каменная гора, — сказал отец. — Словно какой-то злой дух прилетел и высыпал из подола кучу камней — такая это гора. Я пытался там что-то сделать, да только она оказалась мне не по зубам, и ты, поверь, тоже ее не осилишь. Сперва я думал, что камни там только сверху, начал их ломом выворачивать, огнем раскаливать, вывозить, а оказалось, что под ними тоже одни лишь камни.
— Но ведь земля там хорошая, и хлеб родился бы лучше, чем в любом другом месте, — возразил Виллу.
— Земля-то хорошая, да к ней не подступишься ни с плугом, ни с бороной, — сказал отец.
— Небось порох и динамит освободят землю, — заметил Виллу. — Там, где тебе не помог ни лом, ни огонь, я добьюсь своего играючи. Вот увидишь, отец, дай мне только взяться.
— Зря силы потратишь, — ответил старик. — В Катку есть дела поважнее, чем громыхать на Кивимяэ порохом и динамитом.
Но сын не согласился с отцом — ни в тот раз, ни позднее; у него из головы не выходило Кивимяэ, лежащее в стороне от обширной вересковой пустоши, Виллу только и делал, что думал о нем.
Уже одно то, что эта каменная гряда находится рядом с песками, словно вырастая из них, как некая диковинная часть тела природы, не давало Виллу покоя. Все чаще и чаще ломал он голову над тем, откуда взялись на Кивимяэ камни и земля, если кругом, куда ни глянь, один лишь песок.
Правда, верстах в полутора-двух от дальней оконечности Кивимяэ, за болотом, начинаются новые гряды холмов, и на них тоже растут ольха, береза и ель — значит, почва там более тяжелая и плодородная. Выходит, Кивимяэ в родстве не с поросшими вереском песками, нет, его родичи южнее, за болотом, оно должно быть связано с ними. Посреди болота возвышается небольшой островок, на нем тоже растут ель, береза и ольха. И Виллу впервые в жизни отправляется на этот островок, чтобы разведать, какая там почва, поглядеть, как этот безымянный островок, точно веха, указывает Кивимяэ путь к отторгнутым от него соплеменникам.
Виллу и сам не знает, почему, но в нем зародилось к Кивимяэ какое-то теплое, родственное чувство, что-то вроде жалости к этой одинокой каменной горе. Будь на то его воля, он соединил бы Кивимяэ с той грядой холмов, что лежат за болотом, пусть бы они вереницей бежали к югу, прямо через болото, через этот маленький островок, на котором растут ель, береза и любящий чернозем ольшаник. А связь Кивимяэ с другими землями Катку и с кырбояской вересковой пустошью он оборвал бы навсегда; он дал бы канавам, вырытым вдоль ведущей туда дороги, исчезнуть, осыпаться, зарасти, а на саму дорогу никогда больше не стал бы возить щебень.
Так поступил бы Виллу, будь на то его воля. Но пока он вынужден мириться с тем, что Кивимяэ разлучено со своими сородичами и навсегда приковано к чуждой среде. Лишь одно может Виллу: он может приняться за камни на Кивимяэ, может взорвать их и вывезти, — и он занимается этим каждую свободную минуту, даже в часы обеда, когда лошадь ест и отдыхает, даже в воскресные дни. Можно почти с уверенностью оказать, что если Виллу нет дома, значит, он сверлит камни на Кивимяэ или же просто сидит здесь, потому что среди камней время проходит незаметно. Выкапывая на Кивимяэ камни или высверливая в них углубления, Виллу может спокойно предаваться размышлениям, почти так же, как в тюрьме, когда он мастерил что-нибудь за верстаком.
Но странное дело, Виллу ни о чем не думает так много и так часто, как о следах, которые он обнаружил в вознесение на песчаной дороге и у озера. Теперь он знает, чьи это следы; теперь он знает, что эти следы могут принадлежать только кырбояской барышне и ее подслеповатой, глухой и осипшей от старости собаке.
Порой Виллу кажется, будто камни Кивимяэ и эти следы каким-то необъяснимым образом связаны между собой, а его работа на Кивимяэ имеет какое-то отношение к этим следам, — иначе почему он, высверливая углубления в камнях, только и думает о следах, почему одно воспоминание о них заставляет его работать на Кивимяэ с удвоенным рвением.
Виллу знает, что на троицу кырбояская Анна опять приезжала домой; она несколько дней прожила дома, и ее ноги оставили на песчаной дороге и возле озера множество свежих следов, которые резко отличаются от всех прочих следов, попадающихся на этой дороге и прибрежном песке. Виллу тоже ходил на троицу к озеру, но тайком, словно опасаясь или избегая чего-то.