Шарканье обуви по паркету, отрывистые вздохи, яркий свет, врывающийся с улицы сквозь огромные, почти до потолка окна.
И Антон, опускающийся на одно колено. Передо мной. Перед моим сыном. В глазах — ни капли сомнения. Или ненависти. Или обиды.
— Я принимаю твою власть надо мной.
Горло щиплет, и я не могу ответить, лишь киваю, стараясь сдержать слезы. Они подходят и каждый по очереди преклоняет колени. И говорят. А я стою. Будто и не я совсем — другая, которой выпала честь. Которой доверили жизни. И дом. И святость.
А они все подходят. Взрослые, дети. И я, кажется, плачу. Или кажется?
Только Тамара, казалось, машинально исполнила ритуал. И в ее глазах уважения к себе я не увидела. Но и ненависти тоже. Для нее я — инструмент. Настоящий вождь — вот он, у меня на руках, хватается ручонками за сгиб конверта. Еще слишком мал, чтобы править. Но достаточно силен, чтобы объявить своей волей меня регентом.
Последним был Роб. Сдержанный, учтивый. Поднявшись с колен, он улыбнулся мне и шепнул:
— Добро пожаловать домой.
Домой…
Странное слово. Когда-то я считала домом особняк атли. Давно. В прошлой жизни. Из той жизни у меня остался только Глеб — стоит вон, улыбается. А я растеряна. Спать хочу. Еще и Алан раскапризничался, кормить пора. Подняться бы наверх, упасть в кровать и проспать да завтра. Лучше бы в кровати Эрика — той самой, которую я все еще отчетливо помню. Темные стены и светильники. Массивный комод в углу. Черное покрывало. Белые подушки. Окно на полстены и тяжелые шторы. Запах карамели.
Вряд ли мне отдадут ту комнату. Но помечтать-то можно.
Алана я накормила на кухне. Потом сама поела. Глеб ждал в гостиной — говорил с Робом. Обо мне заботилась Эля. Совсем еще девчонка — уже не подросток, но еще и не женщина — окружила меня теплом и участием. И, пока я ела, нянчилась с Аланом. Потом он уснул, и целительница умиленно всматривалась в детское личико.
И я расслабилась. Просто потому, что устала. Перенервничала. Даже не заметила, как задремала на стуле, положив голову на столешницу.
Меня разбудила Тамара. Довольно грубо потрясла за плечо и сказала:
— Идем.
Куда? Зачем?
Толком не проснувшись, я послушно поднялась и поплелась за ней в гостиную. И сразу заметила Глеба, вернее, выражение его лица. Напряженное, встревоженное. И Роб рядом с опущенными в пол глазами. А Антон уже не светится тем энтузиазмом, с которым встретил меня на пороге.
Потому что рядом стоит Даша…
Не одна.
Взгляд зеленых глаз пронизывающий, дерзкий. И безумно хочется поддаться этой силе, отвести глаза. Но я смотрю, как завороженная, словно вижу впервые. Сердце колотится, а ладони вспотели.
Все это усталость, Полина. Что же еще? Теперь тебе уже не нужно переживать о том, что подумает Влад Вермунд. Ты больше не атли. Более того, ты здесь хозяйка!
Словно подтверждая мысли, рвущие сознание, Тамара приобняла меня за плечи. И впервые за долгое время я ощутила ее реальную поддержку. Силу. Мощь. Щит, которым она прикроет меня в случае нападения. Не потому, что мы близки. Я нужна ей, она нужна мне. Взаимовыручка, но черт, как она необходима мне сейчас!
Выше, выше подбородок, Полина.
Игру в гляделки я, конечно, проиграла. Но не потому, что поддалась — просто нужно было посмотреть на нее. Посмотреть, чтобы понять…
Осунулась, похудела. Бледная. Под глазами темные круги. Дарья Стейнмод совсем не походила на коварную интриганку. Скорее на загнанную в угол дичь.
Смотрела то на меня, то на Тамару, то — уже реже — на Роберта. И не понимала…
Она же не знала ничего! И в тот день, когда я пришла к скади, не знала. Ни о ребенке, ни о замыслах воительницы и жреца. Такое удивление нельзя сыграть, будь ты сто тысяч раз хорошей актрисой.
— Полина… — пролепетала она и замолчала. Придвинулась ближе к Владу, словно он мог защитить ее.
Он не мог. Он не был частью скади. А я была.
— Здравствуй, Даша. — Я сделала паузу, чтобы перевести дух, и вместе с воздухом в легкие хлынул раскаленный свинец. В висках застучало, а перед глазами поплыли багровые круги. Но Тамара держала меня крепко, и Роб поднял глаза. — Влад.
— Это правда? — Казалось, защитница скади пыталась отследить на моем лице тень лжи. У нее не выходило, и она пыталась снова. И снова. И еще. — Твой сын…
— Наследник, — кивнула я.
Она моргнула и подалась назад, но ее никто не поддержал. Некому было. Тот, кто стоял рядом, тоже не выглядел больше уверенным.