Терпение подводит меня. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… считать не помогает, мой разум еще сильнее напрягается, достигая остроты сосредоточения. Так я прежде сойду с ума, чем усну. Часы клюют меня в мозг. Мне жарко. Я встала, подошла к столу и отпила три глотка воды. Сдвинула тяжелую штору, которая не давала свету с улицы проникнуть в комнату. Балкон на здании по ту сторону улицы был затянут полиэтиленом, прозрачным, но очень грязным. Я сдвинула и белую полотняную занавеску из-под шторы и попыталась рассмотреть получше. Мне показалось, что за полиэтиленом кто-то есть. Взяла очки: да, в самом деле, на балконе кто-то был. Без двадцати пяти три. Стоит на балконе, не двигается. Может быть, он увидел меня. Лучше вернуться в кровать и ворочаться там. Что делают люди в эту пору ночи на балконе на минусовой температуре? Пошел дождь. Странная зима: снег сменяет дождь, то теплеет, то холодает.
Не понимаю, как регистрируются книги, где находится каталог и кто берет книги из библиотеки. Не понимаю и того, как я умудрилась уснуть в кресле, а здесь ворочаюсь в кровати и глаз не могу сомкнуть. Я выпила целую грядку сушеной мелиссы. Сделала все, что могла, чтобы погрузиться в сон: поела, искупалась, попила чай, легла вовремя… Эти часы убивают меня. Ты должна уснуть, должна… Есть ли смысл вот так командовать себе? – задаюсь я вопросом. Завтра у меня будет болеть голова. Спи, спи, спи… Один, два, три, четыре, пять… Меня охватывает паника. Вновь начинается сердцебиение. Спи! Я попыталась крепче закрыть глаза, упасть в тоннель… погрузиться глубоко, прямо в сон. Четыре часа десять минут. Я живу словно в жестяной банке – так слышен звук секунд, которые отсчитывают часы. Можно было бы оставить включенными только электронные будильники. Тогда раздраженная кора мозга отдохнет. Нет, так надежнее.
Я встала и настежь открыла окно на кухне. Потом подошла к окну в комнате и вновь посмотрела, по-прежнему ли стоит на балконе незнакомец. Никого не было. На полиэтилен падали капли дождя. Огни везде были погашены. Светофор в своем ритме окрашивал ночь. На улице не было никого, никого. Дождь тихо постукивал о подоконник. Я закрыла окно, взяла пачку печенья и села в кресло, глядя на свою разложенную постель. Одеяло высунулось из фиолетового пододеяльника, его клетчатый край упал на ковер. Подушка была смята, простыня лежала неправильными волнами. Я словно сидела на острове, напротив мягкого русла, которое должно было носить меня морями снов, и ждала, пока меня подберет лодка спасателей и отвезет к безопасному берегу. Пять двадцать семь. Пора выключать будильники и приступать к утренним процедурам. У меня жгло в глазах. Надеюсь, что этим все и ограничится.
В темноте я вошла на кухню. Правой рукой открыла шкафчик, левой взяла чашку, отмерила воду, налила в турку, широко распахнула окно, надела свитер и пошла умываться. Ломтик поджаренного хлеба и тонкий листок сыра. Волосы я завязала в хвост. Моросил дождь. Я спустилась по ступенькам подъезда. Из церкви доносился колокольный звон. Рядом было не больше троих, кто не спал, – подумала я. Только три окна были освещены. Сегодня облака особенно сгустились, темень непроглядная. Я подняла взгляд к балкону, покрытому полиэтиленом. Было невозможно понять, есть ли там кто-то, – по крайней мере без очков, а доставать их и потом вытирать стекла от дождевых капель мне было лень. Захлопала крышка люка. Две машины на зеленый свет тронулись в сторону Калемегдана.
Когда я пришла на остановку, несколько людей уже ждали транспорт. Я узнавала тех, кого видела накануне: вот девушка с наращенными ресницами и большим носом, девушка, которая ела выпечку, низкий худой мужчина, настолько невзрачный, что выделялся этим, – темно-синий пуховик и натертые до блеска ботинки, маленький, лысеющий. Могу предположить, что он бреется каждое утро и что в кармане у него черная вязаная шапка, сложенная треугольником. Он пахнет лосьоном «Нивеа» и не может найти себе пару. Я посмотрела на две точки вдали, где рельсы смыкались с линией горизонта, и увидела свет фар. К нам, раскачиваясь, ехал трамвай. Остановился на остановке, что была перед нашей, а затем стал приближаться, вырастая и издавая все более громкий шум. Снова зеленый трамвай, подарок народа Швейцарии. У меня по-прежнему жгло в глазах. Я испугалась, что у меня разболится голова. Моя голова, враг мой, фабрика по выдумке страхов, волнения, разнообразных ограничений, что не пускали меня в жизнь… Моя голова, в которой сейчас словно звучали легкие удары в гонг. Я нашла свободное место и села. Через два места от меня, лицом ко мне сидела женщина, напомнившая мне секретаршу. Я не была уверена и потому слабо улыбнулась ей. Та не ответила. Я открыла сумку и вынула футляр с очками. Мне казалось, что женщина следит за моими движениям. Поэтому, надев очки, я сделала вид, что читаю надпись на бумажке, извлеченной из кармана брюк. Это был отпечатанный рецепт на капли с пантенолом.