– Чего ты хочешь от меня?
– Кто лезет?
– Какое тебе дело…
– Мне есть дело. Кто лезет?
– Пошел ты! – я положила трубку.
Почему ты кричала, почему не разговаривала с ним нормально, спрашивала я себя целый вечер – видимо, мне было неприятно, что моя агрессия за долю секунды прекратила меня в двуглавого дракона, из пасти которого вырываются пламя и сера.
С ним невозможно разговаривать, отвечала я себе. В его голове находятся исключительно его потребности. Нет, у него нет головы, только горбатый нос, водянистые испорченные глаза, впалые щеки. У него нет головы, а только котел, где готовятся манипуляции… Это правда, что я возвращалась. Почему?
Сосед снова включил телевизор, однако продолжал громко возмущаться.
Пять двадцать восемь… Я выключила все заведенные будильники на часах и телефоне. Пора начинать первый рабочий день. У меня болела голова, жгло в глазах.
Когда я спешу, у меня замечательная координация движений. Правой рукой открываю шкаф на кухне, левой вынимаю кофейную чашечку, правой включаю воду, пока чашечка не наполнится до краев. Потом правой беру блюдце и ставлю на рабочий стол. Той же рукой включаю конфорку, беру турку, ставлю ее на плиту и наливаю в нее воду. Очень экономно в плане времени, минимальные затраты. Все это проделано за пятнадцать секунд. Пока закипает вода, готовлю завтрак, потом засыпаю кофе в кипящую воду, потом готовлю чай, пока конфорка горячая. Мои сборы длятся не дольше двадцати минут, двадцать пять – если я читаю сообщения и отвечаю на них. Да, я очень горжусь отличной организацией.
Этим утром из-за усталости было по-другому. Руки двигались, как им заблагорассудится, не по привычке, не по установленному распорядку. Они сталкивались и устраивали беспорядок. Поэтому все продолжалось намного дольше. Из рук выпал пережаренный ломтик хлеба, я порезалась, нарезая сыр, и пролила кофе (что для меня, усталой, было наиболее критичным промахом, с учетом того, что у меня не было времени сварить новый). Я встала достаточно рано и тем не менее опаздывала. Бежала за трамваем, а он показал мне хвост. Трамвай уезжал по прямой вдоль бульвара, оставив меня возмущаться.
На остановке быстро создалась толпа. С приглушенным скрипом прибыл следующий трамвай. Шестой. Продолжаю ждать. Пятый. Весь трамвайный парк проедет, пока не появится снова семерка. Вот едет еще один, красивый, новый, вагоны, кажется, с обогревом. Останавливается. Четырнадцатый. Вокруг собираются усталые люди с мешками под глазами. Мы ждем один и тот же трамвай. Рядом со мной стоит девушка или женщина неопределенных лет. Ее нельзя назвать некрасивой, только глаза у нее навыкате от недосыпа. На глазах у нее наращенные ресницы, от которых веки падают вниз. Крупный нос, светлые завитые волосы. Она бездумно смотрит вперед. Коллега, – думаю я, – она тоже не сомкнула глаз.
У одной девушки в руках полный пакет выпечки из пекарни через дорогу. Она не смогла дождаться, пока дойдет до ближайшего стола, – открыла целлофановый пакет, затем бумажный и оттуда доставала мелкие слоеные квадратики. Жевала не переставая, с накрашенных губ падали прилипшие крошки и маленькие кусочки слоеного теста. Думаю, я очень откровенно глазела на нее. Мне было забавно наблюдать, как новые крошки лепятся к ее помаде, а старые спадают. Частички выпечки, которую она закидывала в себя, разлетались по ее сапогам и маленькому треугольнику асфальта между ее ступнями. Она окинула меня резким взглядом, не переставая жевать. Тогда я отвернулась и посмотрела в небо. Мутное, зимнее, еще сумрачное, равнодушное и усталое.
Я задалась вопросом, какой я кажусь всем этим людям, что мерзнут под пластиковым навесом. Возможно ли сквозь мое изнуренное выражение лица проникнуть в причину бессонницы? Мысль о том, что я вхожу в новую, возможно, недружественную среду, больше не вызывала прилив адреналина. Меня не интересовали картины, которые рисовала передо мной моя бодрствующая параноичная часть. Я зевнула. И как раз в тот миг, когда мне стало все равно, что, похоже, я не успеваю ко времени, передо мной остановился зеленый металлический червь, подарок Швейцарии. Семерка. Мы все забились внутрь. Я не ожидала, что этот старый, выдранный из пенсии трамвай так быстро доедет до нижней части Неманиной улицы. Он мчался, раскачивался и наверстал целых пять минут. И мы раскачивались в его ритме, одинаково не-выспавшиеся, замедленные, некоторые с наушниками в ушах, некоторые с телефонами в руках. Мы толкали друг друга, не извинялись, и никто не сердился на это. Девушка с выпечкой неустанно ела. Бездонный пакет, – подумала я.
Я вышла из зеленого швейцарского трамвая, окруженная толпой, которая направлялась дальше к своим рабочим столам, к ноутбукам и другим экранам. К Новому Белграду, Ба-новому Брду, Сурчину…