— Врешь! Знаешь! — Лицо Милены покрылось багровыми пятнами. Она была вне себя от ярости.
Не люблю, когда она такая. Злость меняет ее, уродует. Я сотню раз говорил ей об этом. Она прекрасно знала, как сейчас выглядит, и потому злилась еще больше. Порочный круг. Кому-то — не мне — надо остановиться, перевести дух и улыбнуться. Спокойствие, только спокойствие, как говорил один мультяшный герой перед тем, как совершить очередную пакость.
— Поверь, Максим, в твоих интересах рассказать нам все, что ты знаешь о местонахождении винтовок Гаусса, похищенных тобой с завода «Юпитер». Добровольное признание…
Мне вдруг стало смешно:
— Милена, дорогая, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Завод «Юпитер»?.. Это, кажется, в Припяти, да? Никогда там не был, это ведь далеко в Зоне, опасно.
Если честно, мне нравится злить ее. А смотреть на перекошенное лицо — нет. Но злить обожаю. Такой вот парадокс.
И тут словно пенопластом по асфальту провели:
— Хватит. Мы теряем время, милая. Зря я поддался твоим уговорам.
Прям мурашки по спине.
Говорил Хозяин Янтаря, которого я прежде не заметил. Он подошел к Милене, взял ее за локоть и утащил в сторону, как паук бабочку. Они скрылись из поля моего зрения. Профессор сильно постарел с тех пор, как я с ним общался в детстве: руки подрагивают, пигментные пятна на лице. Зато медицинский халат сидел на нем как влитой. Лечить кого-то собрался?
— Так точно, молодой человек. Лечить. Мой пациент — вы.
Я? Вот так номер. А разве Максимка Краевой болен? Ну, пара-тройка ссадин и гематом не в счет, это мое нормальное состояние. Шрамы украшают мужчину и возбуждают женщину, как сказал… не знаю кто. Только взглянув на меня, красотки должны получать многократный оргазм.
— Приступим, господа!
Подручные Профессора — штук пять невзрачных личностей в халатах — нахлобучили мне на голову «сушилку». И откуда они только взялись? Ведь не было же никого. Изнутри «сушилку» покрывал толстый слой холодной зеленоватой слизи. Вот в эту дрянь меня и окунули по глаза. Щелчок — и «сушилка» мерно загудела. Слизь стала нагреваться. Менее чем за минуту жар стал болезненным. Я терпел, сколько мог, потом не выдержал — открыл рот и…
И понял, что не могу выдавить из себя ни звука. Я онемел! То есть вообще!
Сколько продолжалась пытка, не знаю, но очень долго. Целую вечность. Вокруг меня что-то происходило, сновали какие-то люди. Кажется, плакала Милена, кричал на нее Профессор… Или все это мне привиделось? Я давно научился выдавать желаемое за действительное.
Было очень больно.
А потом нахлынули воспоминания.
Беготня по ангару, кузов грузовика. Коллектор с бюрерами, собаки и вертолет у колючей проволоки. Маршрутка, Кардинал и его безумные монахи. ОМОН и водка в квартире Чингиза. Встреча с Кажаном и беседа с Джанки. Цыганский табор и бой у Периметра. Выброс и братья по оружию, Орфей и Турок. Танк, ствол пистолета, Милена… И опять танк.
И Орфей, и бой у Периметра…
И снова бой. И опять… взрыв, огонь, я горю… бой…
Лестница в небо. Я иду по лестнице в небо. Прими меня, Боже. Спаси и сохрани. Шаг. Шаг. Металл подо мною ржавый, крепления вырываются из стены, вся конструкция с грохотом и скрежетом обрушивается, а я…
Я вынырнул из бреда. Слизь мгновенно стала ледяной, аж в висках заломило.
Мышцы рук и ног свело, лицо перекосило. На верхней губе выступил пот, по подбородку стекала слюна. Ай, как нехорошо — так опозориться в присутствии дамы! И пусть, неприятность эту мы переживем.
— Ничего не могу поделать! — Профессор шагал вперед-назад, размахивая руками. Его ассистенты-научники семенили следом. — У него блок в мозгу, информация закрыта!
Блок? Кто-то уже поковырялся в моей голове, опередив эту шайку? Вот так новость. И разбери теперь: радоваться или огорчаться? С одной стороны, Профессор так и не вычислил, куда делись винтовки Гаусса, а с другой — какая-то мразь трогала мои извилины. Насчет извилин — новость как бы не очень приятная.
Точно одно: у Профессора нет гауссганов. А это значит, что я напрасно вторгся в поместье на берегу озера. И Чингиз погиб напрасно…
— Извини, но я бессилен уберечь его мозг от разрушения. — Голос Профессора скрипел пенопластом. — Забудь его, девочка моя. Он нам больше не нужен. Он отработанный материал.
— Неужели ничего нельзя сделать?
Мне показалось, или голос Милены действительно дрогнул? Неужели она волнуется за меня? Старый ублюдок называет меня отработанным материалом, но это еще не повод бледнеть лицом. Брось, Королева, ты же вот-вот шлепнешься в обморок. И как этого не замечает Профессор? Пусть ей сунут под нос нашатыря!