Он не понимал, что с Ним происходит, но чувствовал, как внутри вскипала неведомая сила, нарушая до сих пор существовавший баланс. Баланс — это равновесие, равновесие — это покой, но покой — это не жизнь. Сила вскипела, и Его бросило ввысь, к облакам. От невыносимой боли он закричал.
Где-то там, внизу, люди подняли головы к бездонному небу. Откуда гром? Ведь на небе нет ни облачка! А Он из поднебесной выси смотрел на землю, леса, полные обреченной на смерть живности, на брошенные села, на разрушенные бездушными механическими чудищами дома, на колодцы, наполненные горькой водой. Память! В нем ожила память! Вот в чем все дело! Раз Он вспомнил глаза, значит, вспомнит и все остальное.
В вечной темноте проступили черты лица. Он застонал, словно от боли. Но боли не было. Боль — спутник жизни, ее обратная сторона. Если что-то болит, ты наверняка жив. А если ничего не болит? Значит, болеть нечему, тебя просто нет. Но почему тогда Он видит это лицо? И чье это лицо? Ему казалось, что Он вот-вот вспомнит. Он обязательно вспомнит, Он был уверен в этом. Раз у Него есть память, Он жив! Но с другой стороны, Он не чувствует боли. Так Он жив или мертв? Может, Он призрак? Мятущееся, бестелесное существо… Но лицо! Лицо, при виде которого ему становится хорошо. Он любит это лицо, вот в чем дело! Ну конечно же, любит!
Как Он мог забыть? Он засмеялся от счастья, оттого что Ему удалось вспомнить! Наперекор всему: своей новой природе, времени, пространству, смерти, жизни… А на городской клумбе в ответ ему закивала роза, случайно оставшаяся после дезактивации. Он почувствовал это и ответил ей шорохом березовых веток. Кто знает, может, эта роза тоже чей-то неуспокоенный дух? А Ему так хотелось разделить свое счастье хоть с кем-нибудь! Даже с этой одинокой розой, случайно оставшейся в живых после беспощадной и бессмысленной дезактивации, когда неумолимые железные монстры снимали верхний слой земли и в землю же хоронили его.
Яблочко, попросив Ирину никого не впускать и ни с кем его не соединять, достал из конверта лазерный диск и вставил в компьютер. Нужно было разнести по файлам информацию за вчерашний день. Хоть Яблочко и не жаловался на память, но с такими суммами и с такими людьми лучше не шутить. Замигала лампочка дисковода, и на экране возникла титульная страница с надписью, сделанной большими буквами: «ОТЧЕТ ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ОКРУЖАЮЩУЮ ПРИРОДНУЮ СРЕДУ…» Внутри что-то оборвалось, сердце на мгновение пере, — стало биться.
— Что за… — растерянно пробормотал Яблочко, — какого…
Он вынул диск из компьютера, внимательно осмотрел его и снова вставил. На экране появилась все та же титульная страница отчета. От ужаса Яблочко закрыл глаза.
Большие круглые часы на стене, такие же как и в приемной, показывали полдесятого утра.
Кабинет у Зама был большой и светлый, тяжелые шторы на окнах были раздвинуты. Мебель а-ля «сталинские выдвиженцы», массивная, сделанная на века, с зеленым сукном на огромном столе и зеленой лампой-полусферой не менялась, наверное, еще с 50-х годов. Заму много раз предлагали поменять мебель, но он ни в какую не соглашался. Не только потому, что привык к этой, напоминающей о всевластии предшественников. Была еще одна причина, о которой он никому не говорил: Зам панически боялся, что вместе с новой мебелью в его кабинете появится прослушка. Конечно, можно все проверить и поручить изготовить мебель на заказ, но он считал, что береженого Бог бережет. Кроме того, старая мебель внушала мысль о стабильности и вызывала ощущение умиротворенности.
Правда, сейчас в кабинете царила совсем другая атмосфера. Напротив Зама сидел директор атомного института Яблочко. Он был растерян и бледен, и, надо сказать, на то были веские причины. Сегодня утром он вставил в компьютер диск с информацией по «Делу», как он окрестил свою работу с немцами по созданию хранилища отработанного ядерного топлива в Зоне, и к своему ужасу обнаружил, что в конверте был совсем другой диск, с отчетными материалами по первому этапу официального договора с немецким Концерном. Директор понял, что вчера перепутал конверты и отдал Сергею Бойченко диск с абсолютно секретной информацией. Ему стало плохо.
Стараясь ничем не выдать своего волнения, Яблочко тут же позвонил секретарше:
— Ирочка, а что, Сережа уже на работе?
— Еще не видела.
— Найди его, пусть зайдет, — попросил директор, хотя был уверен, что никого она не найдет. Не полный же идиот этот вчерашний студент! Наверняка он сразу понял, какая информация попала к нему в руки! Оставалась слабая надежда, что Сергей попытается его шантажировать и сам явится к нему в кабинет. Тогда уж Яблочко ни за что его не выпустит, костьми ляжет, но не выпустит! Но надежда на подобное развитие событий была очень слабой…