16. ГОЛОС В ЛЕСУ
После того как к документам была приложена печать, все четверо благополучно возвратились домой, в Чипсайд, в сопровождении трех солдат, которых им дали для охраны.
– Ну как, хорошо было сделано, хорошо? – спросил Джекоб, потирая руки.
– Кажется, да, мастер Смит, – ответила Сайсели. – Благодаря вам, разумеется, если все, что сказал король, действительно стоит в документах. – Там все в полном порядке, – сказал Джекоб. – Знайте, что я сам с помощью стряпчего и трех писцов составил их сегодня в канцелярии лорда Кромуэла; и уверяю вас, я не стеснялся. Мы основательно поработали, даже обедать не пошли, вот почему я и опоздал на десять минут, за что мне так досталось от Эмлин. Однако я опять перечту документы, и, если хоть что-нибудь опущено, мы выправим, хотя вообще это те самые пергаменты, – я на них поставил никому не заметные знаки.
– Нет, нет, – возразила Сайсели, – пусть остается как есть. Может, изменится настроение его милости или же королевы из-за этой жемчужины.
– Ах, жемчужина! Жалко мне было расставаться с такой красивой жемчужиной. Но ничего не поделаешь, придется ее продать, а деньги пойдут королю – этого требует честь. А если бы я отказал, кто знает, как обернулось бы дело? Да, надо бога благодарить: хоть мы и пожертвовали большей частью ваших драгоценностей, зато нам достались земли аббатства и кое-что другое. Ничто не забыто. С Болла сняли рясу, и он может жениться; кузина Стоуэр получила мужа.
До этого момента Эмлин, ко всеобщему удивлению, молчала. Но тут ее словно прорвало.
– Что я, скотина, чтобы меня отдавать по приказу короля этому человеку? – вскричала она, указывая пальцем на Болла, стоявшего в углу комнаты. – Кто дал тебе право, Томас, свататься ко мне?
– Раз уж ты спрашиваешь Эмлин, так я отвечу: ты сама. Один раз, много лет назад, – у речки на лугу, а второй – недавно в часовне Блосхолмской обители, перед тем как я стал разыгрывать черта.
– Разыгрывать черта! Да, ты и меня здорово разыграл. Битый час, а то и больше я стояла перед лицом короля и словечка не смогла вымолвить, в то время как все кругом разговаривали, а под конец дождалась, что его милость назвал меня бабой с норовом, а тебя дураком за то, что ты хочешь на мне жениться. О, если мы и поженимся, я уж постараюсь доказать тебе, что он был прав.
– Коли так, Эмлин, то, пожалуй, нам с тобой, так долго жившим в разлуке, лучше и не сходиться, – спокойно ответил Томас. – Но не понимаю, почему ты разъярилась: из-за того, что тебе пришлось в течение какого-то часа придержать свой язык на привязи, или из-за того, что я по-благородному попросил тебя в жены? Я как мог поработал для тебя и твоей госпожи, не щадя себя, и дело не так уж плохо обернулось: мы от всего очистились и твердо стоим на пути к миру и благоденствию. Если ты недовольна, значит, король прав: я последний дурак, и потому – до свидания, не стану больше докучать тебе ни в радости, ни в беде. Мне дано разрешение жениться, и я найду других женщин на белом свете, если захочу. – И червяк взъерепенится, если на него наступишь, – как бы про себя произнес Джекоб.
Эмлин же разразилась слезами.
Сайсели подбежала утешать ее, а Болл сделал вид, будто собирается уходить. В это мгновение с улицы постучали в дверь и раздался чей-то голос:
– Именем короля! Именем короля, отворите!
– Это комиссар Ли, – сказал Томас. – У него я и научился этому возгласу, очень полезному в тяжелую минуту, как, наверно, кое-кто из вас помнит.
Эмлин отерла рукавом слезы, Сайсели села, а Джекоб рассовал пергаменты по карманам, после чего в комнату ворвался комиссар, которому кто-то открыл.
– Что я слышу? – закричал он, обращаясь к Сайсели. Лицо его побагровело, как мясистые наросты на голове и шее рассерженного индюка. -Вы, оказывается, действовали за моей спиной; оклеветали меня перед его королевской милостью, и он назвал меня негодяем и вором и велел мне внести в казну все, что я должен от вас получить! Какая неблагодарность! Напрасно спасал я вас от костра, раз вы меня так опозорили.
– Вы столько пылу и жару принесли в мой убогий дом, ученейший доктор, что теперь-то мы, пожалуй, действительно сгорим, – успокоительным тоном произнес Джекоб. – Леди Харфлит сказала лишь то, что вынудил ее сказать его величество; я присутствовал при этом и могу подтвердить. К тому же вы повсюду так много набрали, что вам ничего не стоит уделить какую-то малость казне. Ну, ну, выпейте кубок вина и успокойтесь.
Однако доктор Ли, который и без того уже осушил немало кубков вина, не в состоянии был успокоиться. Он принялся поносить всех присутствующих одного за другим, но особенно досталось Эмлин, которую он объявил главной виновницей всех своих бед; под конец он даже обозвал ее очень уж плохим словом. Тогда вперед выступил Томас Болл, до этого момента безмолвно стоявший в стороне, и схватил его за шиворот.
– Именем короля! – сказал он. – Нет, нет, теперь не взыщите, это ведь ваш возглас, и вы сами дали мне право действовать с его помощью. – С этими словами Томас хватил доктора Ли головой о дверную притолоку. – Именем короля, вон отсюда! – и он дал ему такого пинка, какого королевский комиссар дотоле еще не получал и от которого кубарем покатился к входной двери. – В третий раз именем короля! – и тут он вышвырнул доктора Ли во двор. – Убирайтесь и запомните, что если я еще раз увижу вашу дурацкую рощу, то именем короля сверну вам шею.
Таким образом ревизор Ли навсегда скрылся с глаз Сайсели, хотя в положенное время она уплатила ему сумму, равную годовому доходу с ее имущества, не поинтересовавшись, впрочем, узнать, кто этими деньгами воспользовался.
– Томас, – сказала Эмлин, когда Болл вернулся к ним, еще улыбаясь при мысли о славном прощальном ударе, – король был прав: я временами бываю норовиста, и это не плохо, так как не раз помогало мне. Забудь все, и я тоже забуду. – С этими словами она подала ему руку, которую он поцеловал, а затем пошла позаботиться об ужине.
Когда они ели, притом с большой охотой, ибо сильно проголодались, снова раздался стук в дверь.
– Пойди, Томас, – сказал Джекоб, – и скажи, что мы сегодня никого не принимаем.
Томас пошел открывать, и они услышали, как он с кем-то разговаривает. Вскоре, однако, он вернулся, а за ним шел человек, закутанный в плащ.
– Пришел посетитель, которому и не смею отказать, – сказал Томас, и все встали, вообразив ни с того ни с сего, что это сам король, а не человек в то время почти столь же могущественный, – лорд Кромуэл.
– Простите меня, – сказал Кромуэл, кланяясь с обычной своей учтивостью, – и, если на то будет ваша милость, разрешите мне сесть вместе с вами за стол и перекусить чего-нибудь; я в этом очень нуждаюсь, так как сегодня крепко поработал.
Он сел к столу, ел и пил, благодушно беседуя о том о сем, причем рассказал, что на заседании совета король изменил свое решение и не отправится на север усмирять мятежников, а пошлет герцога Норфолкского с другими лордами. По мнению Кромуэла, на короля повлияли очень запомнившиеся ему слова Томаса Болла. Кончив есть, он отодвинул кубок, тарелку, взглянул на хозяев и сказал:
– А теперь к делу. Миледи Харфлит, счастье вам нынче улыбнулось, ибо вы получили все, о чем просили, а это весьма удивительно, принимая во внимание, в каком настроении находился его королевская милость. Вдобавок должен вас поблагодарить за то, что вы не ответили на некий вопрос обо мне лично, хотя, говорят, король очень настаивал на ответе.
– Милорд, – сказала Сайсели, – вы же оказали мне большую услугу. Хотя, бог знает, как бы все обернулось, если бы он продолжал требовать ответа. Комиссар Ли не очень-то меня поблагодарил. – И она рассказала Кромуэлу об их недавнем госте и о том, как кончилось это посещение.
– Грубый и жадный человек, который теперь, без сомнения, будет для вас врагом, – ответил Кромуэл. – Впрочем, вы никак не могли поступить иначе – против рожна не попрешь. Во всяком случае, пока я нахожусь у власти, вашей верности не забуду, хотя, по правде говоря, миледи Блосхолм, держусь я на волоске note 58, а подо мной – бездна, поглотившая уже немало людей и покрупнее меня. Поэтому – не стану отрицать – я и стараюсь отложить кое-что на черный день, пока могу, хоть и не знаю, удастся ли мне самому этим воспользоваться.