— Не пусцу, — шипит, приподнимая верхнюю губу и не размыкая клыков. — Раскабуй меня... По... позалуса.
Женя, не выдержав напряжения, громко смеётся.
— Чёрт, — шепчет она, — ты мне сбил страшный момент, я теперь не проснусь!
— Не надо спасть, — шумно сглатывает он, чтобы ко всему прочему не пускать на неё слюни. — Не хочу так долго ждась. Вери, как быё! Вернёх? — и смотрит на неё с надеждой, уже и забыв про злость.
— Ты не понимаешь, — отвечает Женя спокойно, почему-то больше не опасаясь заколдованного Джека, чувствуя себя по меньшей мере Алисой в Стране Чудес. — Всё это ненастоящее. Ты просто мне снишься. Как и тот дурацкий спектакль, наверняка. Такой сценарий только в кошмаре может быть! Я уже молчу про Деда Мороза...
У лиса будто лезут наверх брови. Весь его и без того потрёпанный и диковатый вид теперь выражает возмущение и недоумение.
— Не заю, кто этот Деть, но кой сон это, думаешь, ущепи себя! Я же не спю. А если даже сон, думаешь, всё раво верни! — ему надоедает с трудом говорить и он в буквальном смысле выплёвывает её платье. Садится напротив и как-то флегматично и твёрдо произносит: — Не беги только, ладно?
— А ты, — усмехается Женя, — таким пусечкой казался. Мне так даже больше нравится. Чернобурк.
— Мне нет... За что ты так со мной, Джилл? Не сделал ведь тебе дурного. Нехорошо так с людьми... — отворачивается он, будто обижено.
Она и вправду принимается щипать себя за руки, но это не даёт никакого эффекта.
Всё кажется слишком реальным. Хоть и нелогичным.
— Меня зовут Женя, — шепчет она. — Женя Захарова.
— Чудно звучит, — трёт он лапой морду, будто надеясь, что этим сможет смахнуть с себя нежеланное обличье. — Но это ведь не так. Я знаю, что не так. Зачем врёшь?
— Если это действительно правда, то... какого чёрта вообще? — принимается она рассуждать. — Получается, есть другие миры, но при этом они очень похожи на наш мир. И сказки пересекаются. Или становятся реальностью... В такое трудно поверить. Я, — она стискивает зубы от внезапно накатившей тоски, — домой хочу.
— А я хочу своё тело! — рявкает он. — Не знаю, о чём ты, но давай так? — щурится. — Ты расколдовываешь меня, а я тебе помогаю? Всё ещё помогаю, несмотря на это, как там говорят? Недоразумение!
— Да! — едва ли не вскрикивает она. — Слушай, можешь это... Укусить?
И он без лишних слов кусает её за ногу. Ощутимо так. Оставляя на лодыжке алеющие следы от клыков.
— Всё? Теперь можно? — отступает от неё на шаг. А затем, на всякий случай, цапает снова.
Женя вскрикивает от дикой боли и хватается за место укуса. Это приводит её в чувства.
— Н-нет, не надо больше... Я бы уже давно проснулась.
Она сама не понимает, почему не заливается слезами и не бьётся в конвульсиях. Почему до сих пор не сошла с ума. Это ведь не до метро дойти — попасть в другой мир!
Впрочем...
— Он сделал это со всеми девушками? — спрашивает у лиса так, будто он здесь в роли чеширского кота. — Но это ведь... не может быть навсегда? Чёрт, я же там случайно оказалась! И вообще никакого отношения ни к сценарию, ни к театру не имею! Ладно... — смысла злиться в этом направлении и дальше нет, хотя очень хочется. — Дед Мороз говорил что-то про сказки. Что их нельзя испортить. И если всё пройдёт как надо... он ведь вернёт меня назад?
— Да, — кивает Джек. — Вернёт, конечно! Если меня расколдуешь. А иначе ничего у тебя не выйдет, — добавляет он так уверенно, как только может.
— А ты какое отношение имеешь к сказке? Ты вроде Джек... Но Джеком должна быть я!
— Каким... — он запинается и зачем-то отбегает от неё в сторону. И продолжает уже из темноты: — Ты должна быть мной? Джил, что ты несёшь?! Зачем? Это для этого мой облик забрала, чтобы теперь на себя примерить?
— Что?
Она в страхе ощупывает себя. Вроде всё такое же, как обычно. Она ведь в своём теле, верно?
— А как я выгляжу?
— Ну, красавица, — спешит он заверить её в этом, задобрить. И ждёт реакции.
Она поджимает губы. Да, говорить с ним бесполезно.
— А что в той сказке-то было? — пытается вспомнить. — Корова. Есть тут у кого корова, которая уже молоко не даёт?
Лис кивает, снова подступая к ней.
— У тебя была корова, не любила ты её. С матерью ругалась на этой почве. Я уже немного подзабыл, в чём там у вас дело было, уж прости... Что, всё-таки корова тебе нужна? Возвращаемся за коровой, и ты меня расколдуешь? Слушай, детка, я не привык так о чём-то просить. Скажи сразу, что делать! По рукам? — и протягивает ей лапу.
— Я не знаю, как это с тобой произошло! — выпаливает Женя и тут же жалеет об этом. — Впрочем, да, по рукам. Точнее, — она с усмешкой поднимается и собирается выйти из переулка, — по лапам. Куда идти то?
Он будто бы недоверчиво чмыхает, собирается ответить, но вместо этого шмыгает под ближайший куст.
Воцаряется секундная тишина, разбавляемая лишь отдалёнными возгласами людей из таверны, а затем раздаётся лошадиное ржание и шаги.
— Джил, — выезжает к ней верхом на лошади высоченный, мускулистый мужчина, — наконец-то я нашёл тебя! Мы так беспокоились о тебе, — он протягивает ей руку, но не дожидается её реакции, а хватает Женю и сажает перед собой.
Лысый, грубый, с маленькими светлыми глазками.
Наверняка мечта всех местных девиц.
Глава 4. Семеро
Женя бы очень хотела спросить, что это за мужчина, но судя по тому, что здесь какое-то условное средневековье, лучше не выдавать себя.
С Джеком ещё ладно, едва ли кто-то послушает говорящую лисицу.
— Как, — муторно пытается она подобрать правильный вопрос, — ты меня увидел в этом мраке?
— Так я ж тебя искал всюду, — отзывается он. — Твоя мать с ума там сходит. Всех на уши поставила. С пеной у рта соседям вашим доказывала, что ты не непутёвая дочь, а беда с тобой случилась. Мне говорила, мол, семья у вас добрая. А ты видно к разбойникам каким попала или слегла где. Но она заверила, что это не потому, что ты больна, а просто трудолюбивая, вот и с ног валишься. Но ничего, — слышно по голосу, как он улыбается, — теперь всё иначе будет. У нас с твоей матерью для тебя хорошая новость есть. Короче, — хмурится, пытаясь вспомнить, с чего вообще начался разговор, — я тебя и искал здесь. У трактира. Тут и разбойники бывают, и приют ты найти могла, коль правда заболела. А то лес все деревенские прочесали, ни следа не нашли. Кто ж знал, что ты так далеко забредёшь! Но я, видишь, догадался. И ничего я не вижу, — добавляет он спустя паузу, в которой, судя по всему, ожидал от неё похвалы, — просто голос твой узнал.
С каждым его словом Жене становится всё хуже, она крепко стискивает ткань платья и глубоко дышит.
— А что за... новость?
Какое-то время он напряжённо молчит, о чём-то раздумывая. Но наконец начинает говорить. Медленно, как-то тяжело у него это идёт, но мужчина старается:
— Мы виделись лишь раз, и всё же... Не шла ты у меня из головы. А твоя мать... Мне даже просить не пришлось. Она мне тебя пообещала, если я найти, спасти да вернуть тебя домой сумею. Ты можешь теперь быть спокойна обо всём и радоваться.
С её губ срывается смешок, а затем ещё один и ещё. Вот же чёрт! Это, наверное, нервное.
Не успела оказаться в другом мире — уже замуж зовут.
Хотя, не похоже, что её спрашивают.
И как бы к этому отнеслась настоящая Джилл? И самое любопытное — где она сейчас.
И раз все так благополучно её узнают, это значит, что...
Женя в чужом теле?
Впрочем, ещё можно надеяться, что оба мужчины просто слишком мало её знали, а они просто похожи.
Но мать-то точно должна признать родную дочь...
И что будет, если не узнает?
Женю сожгут на костре?
От количества и качества мыслей становится дурно. Она вспоминает о словах своего «жениха» и осторожно произносит:
— Значит, ты думаешь, что я должна радоваться?
— Конечно! — с пылкостью заверяет он, и за талию притягивает к себе ближе, как бы обнимая. — Это ведь я! Я лучший лесоруб во всей округе. Сильнее меня никого не сыщешь. Дом у меня добротный, тёплый. Скотины много. Будешь за мной, как за каменной стеной. По дому шуршать, во дворе работать, в поле тебя не пущу, так уж и быть. Деток родишь. Можно семерых. Что б семья большая была да дружная. Ну, как, здорово?