Женя закашливается.
— Семе... семерых?
Она раздумывала, забирать ли сестру из детского дома, а тут целых семь...
Это вообще реально?
— Мало? — теряется он. — Больше хочешь? Ну, что ж, раз хочешь... Ай, — махает рукой, — гулять, так гулять! Больше мне даже больше нравится! — восклицает радостно.
И так явно становится слышно, насколько же ему не хватает слов, чтобы выражать даже... столь скудную гамму эмоций и мыслей.
— Эгей! — кричит он и гонит свою лошадь всё дальше. — Скорее бы домой добраться.
Женя хихикает, обливаясь холодным потом.
Что это за сказка такая? Она точно играла мальчишку-Джека, а попала на место какой-то Джилл, которую замуж хочет взять дровосек. Может быть, тут вообще «Красная шапочка» разыгрывается, и Дед Мороз что-нибудь перепутал?
Впрочем, Джек говорил что-то о корове, да и со вздорной матерью всё сходится.
С другой стороны — такое себе совпадение.
Ладно, главное, что её принимают за другую и она вне опасности.
Дальше разберётся как-нибудь по ситуации.
Выпытать бы ещё побольше о происходящем...
— Напомни мне, пожалуйста, как тебя зовут? — решается спросить.
— Вилли я, — отвечает, кажется совсем не обидевшись за этот вопрос. — Вилли. Моя... любимая.
Как вдруг рядом в кустах мелькает тень. Если бы не луна, выглянувшая из-за туч, её было бы и не заметить. Но Вилли замедляется, будто собираясь проверить, кто преследует их. Пусть и без того ясно, что это просто какой-то зверёк. Лис, например...
— Поехали... — просит она дрожащим голосом, несмотря на лёгкую тошноту из-за тряски. — Устала я. Лучше скажи... Ты так уверен, что я смогу детей родить... А если не смогу?
Он не спорит с ней и заставляет лошадь нестись вперёд с новой силой. И как только не врезается в деревья...
— Сможешь-сможешь! А трудности будут, здесь неподалёку, говорят, ведьма живёт. Старая совсем. Местные её хорошо знают. Потому, может, и не трогают... Да и домик её будто по местности кочует. Но мы, если что, точно её отыщем, и снадобье какое раздобудем.
Ведьма!
Женя вдруг отчётливо вспоминает всех персонажей, сыгранных на проклятом спектакле, которых можно так назвать.
Снежная Королева, Злая мачеха Белоснежки, Урсула и... Баба Яга!
Перемещающийся домик — очень похоже на избушку на ножках, не правда ли?
А что если все сказки собраны в одном мире, и Женя может найти других актрис?
Вместе было бы легче выбраться...
Или нет?
Она не помнит точно, что говорил Дед Мороз, не помнит весь вечер. Возможно, из-за стресса или какой-то странной аллергии на магию.
В любом случае, хорошо бы найти эту колдунью. И даже если ей окажется не Арина — кажется, так звали ту девушку — всё равно узнать о том, есть ли настоящее волшебство в этом мире, не помешало бы.
Точнее, что есть, она почти уверена, чего только чернобурк стоит, но вот как им пользоваться?
Они скачут в будто бы всё более и более густую тьму.
У Жени слипаются веки, в голове бьются глупые размышления о том, какого оказаться на месте Бабы Яги...
Что-то она не припоминает конкретной сказки-канона. Арина должна будет есть детей, общаться с Кащеем и Змеем Горынычем? Или будет доброй старушкой, помогающей Ивану-Дураку?
Интересно и жутко...
Но как же — в сознании таит последняя мысль — попасть домой?
***
Будит её внезапно и жестоко даже не свет утреннего солнца, не фырканье уставшей лошади, а женский визгливый крик:
— Доченька! Нашлась! Вилли, родненький, как же я рада вас видеть. Спасибо тебе!
— Пожалуйста. Сам рад.
— Вот тебе твой топор, — зачем-то суёт инструмент в его руки. — А то ты забыл.
— И правда, — тянет будто бы смущённо. — И правда... Благодарствую!
И будто меняя дочь на топор, Женю, ещё не до конца проснувшуюся, за локоть стягивает к себе невысокая, русоволосая женщина. И прижимает к своей пышной груди так, будто пытаясь задушить.
— Родненькая моя, — тянет нараспев, а на ухо Жене шепчет: — В каком свете меня выставила, паршивка? — и вновь воет на всю округу: — Вернулась! Счастье-то какое! — и опять ей на ухо: — Что люди подумать могли, знаешь? Я еле тебя выгородила. Ты едва себя не очернила. — И, отпуская её, утирая выступившие на глаза слёзы: — Я уж думала всё, пропала моя опора!
Глава 5. Маман
О, эти причитания! Этот тон! Женя мгновенно теряет все остатки сна.
У её матери похожая манера говорить.
Но женщина, слава богу, никак на неё непохожа. Настоящая куда острее и мрачнее.
— Эммм...
Тут она всё же чувствует привычное оцепенение из-за ситуации.
Даже к лучшему.
Сейчас как никогда нужно помалкивать, чтобы не сболтнуть какую-нибудь глупость и не выдать себя.
А женщина всё нарезает вокруг неё круги, потирая руки о потрёпанный льняной фартук на своём простеньком тёмном платье.
— Бледненькая такая, бедняжка моя! — щипает она Женю за щёку, специально делая больно. — Давай, быстрее в дом! — и переводит взгляд на Вилли, но тот качает головой.
— Отдыхайте, я попозже заеду, — седлает он лошадь и ускакивает со двора.
Двор, к слову... одно название — двор. Забор покосился, земля, местами вытоптанная догола, заросла бурьяном, сквозь который то тут, то там, пытаются пробиться хилые ростки... В этом их состоянии, сложно сказать, чьи именно, вроде бы свеклы. Дом, от которого едва ли не куски отваливаются, серый, с покосившимся крыльцом и соломенной крышей.
— Иди, — шипит на Женю её новая мать, и замахивается, чтобы дать ей подзатыльник.
Да только рука так и зависает в воздухе, когда она замечает у калитки чёрную лису, что тут же шмыгает куда-то под забор и скрывается в траве.
— Ах, — выдыхает, и снова замахивается на дочь, — привела! Уверена, это ты привела! Она ведь кур задавит!
Чёрт, Джек! И как умудрился на своих коротких лапках догнать?
Женя смотрит на свои руки, не понимая, как эти ладони могли кого-то заколдовать.
— Ой.
Она только сейчас осознаёт, что на улице рассвело, а, значит, новая матушка её точно узнала.
Чужое тело.
Какой ужас.
Кажется, будто ещё одна нить, связывающая с реальностью, рвётся, отдаляя её от дома.
Но не время думать об этом.
Нужно понять, что делать дальше.
— Ну, так что? — смотрит женщина укоризненно и видимо чего-то ждёт.
— Что?
— С лисой что делать будем? Что молчишь? Где ты была? Как могла уйти? — и вдруг, на этот раз совершенно искренне, она начинает всхлипывать.
Жене, разумеется, сказать нечего.
Впрочем, хоть память владелицы тела и не перешла ей в наследство, она вспоминает слова Джека и предполагает, стараясь звучать уверенно:
— Ты же сама меня и выгнала.
— Ну, — запинается она, и тут же переходит в наступление, сведя к переносице тонкие брови: — Я ведь не серьёзно! Я ж думала ты назад проситься будешь! А что мне ещё было делать, если ты такая неблагодарная и дерзишь мне? А о сестре ты подумала? Бедняжка ночь не спала! Тебя ждала.
Сестра? И здесь есть сестра?
Женя замирает, чувствуя, как бледнеет.
— Пойду к ней, — бросает она и спешит к двери, будто за ней действительно может оказаться её Алёнка.
— Ну, иди, — провожает её мать растерянным взглядом, словно ожидала чего-то совсем другого.
Но как только Женя отворила скрипучую дверь, то от неё по дощатому, тёмному полу метнулась худенькая, большеглазая девочка с двумя жиденькими светлыми косичками. И тут же принялась забираться на печь прячась.
— Алён... То есть, де... детка...
Женя подходит ближе, удивляясь мимолётом хлипкому, бедному убранству так называемого дома.
— Ты разве не ждала меня?
Та замирает, наполовину забравшись на печь, да так и висит, пальчиками босых ног едва опираясь о лавку. Только смотрит через плечо на Женю недоверчивым взглядом.