Камнем преткновения в этом затруднении явился, конечно, старый Эннан. То, что сказал ему профессор около часа назад, просто повергло босса в шок. Это очень мучило Барка.
Мистер Уолш горячо симпатизировал старому человеку. Он уважал этот подвижный чудесный ум.
Для профессора было отвратительно скрывать что-либо от дочери. Поэтому он попросил мистера Уолша, чтобы он дал Элис какую-нибудь работу, не открывая действительной причины – смертельной болезни отца.
– Вы думаете, что она примет мое предложение, сэр? Особенно после того, как я говорил ей совершенно обратное? Как я понял, она не знает о состоянии вашего здоровья?
– Даже не подозревает. Я хочу оставить все как есть.
– И вы полагаете, ей не следует говорить об этом?
– Я не могу сказать ей, Барк. Только не Элис. Она еще такой ребенок.
– Мне кажется, что вы совершаете ошибку, – сказал Барк.
– Сказать ей – это будет еще более серьезной ошибкой. У нее опустятся руки. Она почувствует себя совершенно беспомощной и не сможет решить, как ей дальше жить, – проговорил профессор голосом, не терпящим возражений. – Хотя она и моя дочь, но, уверяю вас, она хорошая девушка.
Барк Уолш ничего на это не ответил.
– Будут ли какие-нибудь финансовые проблемы для мисс Эннан, когда она начнет самостоятельную жизнь? – спросил он.
– Никаких. Но денег, конечно, будет недостаточно, чтобы она могла порхать, точно беззаботная бабочка, как она это делает сейчас. Мистер Уолш, я хочу, чтобы Элис встала на ноги, самоутвердилась и более спокойно пережила потерю своего отца.
– Как долго, профессор? – прямо спросил Барк.
– Еще достаточно долго, – старый человек радостно засмеялся, – чтобы увидеть своими глазами завершение этой работы. – Он сделал небольшую паузу. – Я был так рад этому.
Когда мистер Эннан ушел, Барк раскаивался, что согласился. Как, черт побери, можно советовать девушке делать карьеру, когда только несколько недель назад он утверждал прямо противоположное?
– Что я должен сделать, чтобы вы перестали насмехаться над каждым моим словом? – слабо проговорил Барк.
– Вы имеете в виду изготовление ирисок, используя, конечно, свой собственный сахар? – сладко произнесла Элис.
Несмотря на поднимающееся раздражение, Барк все же заметил, что она была волнующе прелестна. Ее отец все-таки прав. Элис Эннан – чудесная девушка.
– Я имею в виду, что вы можете научиться печатать на машинке, изучить стенографию и все такое, – сказал он.
– Ириски, – ввернула Элис, выходя из глубокой задумчивости.
И подарила ему нежную улыбку.
– Вы никогда не знаете меры, с вами у меня сплошная головная боль! – свирепо проговорил он.
– Вы получили ваши же слова, – отвечала Элис.
Барк снова перевернул бумаги. Только ради мистера Эннана он так с ней нянчился.
– Это ваш отец упомянул о работе. Он надеется, что будет лучше, если вы наденете платье секретаря, а не рабочие штаны плотника. Лично я с ним не согласился.
– Нет?
– Нет, – сказал Беркли Уолш. – Для меня вы выглядите одинаково, что в одном, что в другом.
– То есть отвратительно?
– Ваши слова, – поклонился Барк.
– Так вы не хотите дать мне работу?
Он пошел на риск.
– Нет.
– В таком случае, я сама возьму ее, – произнесла Элис.
Этой ночью профессор поблагодарил мистера Уолша.
Барк покачал головой.
– Это было легко, сэр. Одно мое слово – и она тут же говорит противоположные вещи. Возможно, вы заметили, что мы очень сильно не нравимся друг другу.
– А мне кажется, что эта антипатия скоро перерастет в любовь, – осторожно заметил профессор.
И это было еще одно утверждение ученого, на которое он не получил ответа.
Таким образом, Элис стала брать еженедельные уроки в городе, уже законно разъезжая на джипе. Кроме того, она подолгу сидела на веранде, практикуясь в машинописи, печатая официальные бумаги. Теперь Элис носила блузки и женские кофточки вместо мужских балахонов и брюк.
Мужчины, едва явившись наверх из шахт, приходили в контору, чтобы только взглянуть на нее. К девушке все относились с братской любовью, не говоря уже о Лансе и Поле. Это происходило на всех объектах, где она бывала.
В лагере, где находилось сорок мужчин, она была единственной женщиной и всеобщей любимицей.
Но были два исключения. Одно – Барк Уолш. Он не проявлял к ней никаких дружеских чувств. Другим исключением был Грант.
Глава одиннадцатая
Элис могла бы и дальше печатать на машинке и не ходить к ручью, если бы не Альфред.
Между завтраком и первой сигаретой однажды утром он спустился вниз, немного покопал землю вокруг и нашел несколько граммов золота. Не фальшивого золота, не сияющей слюды, а настоящего, чистого золота! Ничто так не возбуждает людей, как золотая лихорадка. Этим вечером все, кто не был на разработках, ринулись к берегу, чтобы лихорадочно промывать породу.
Профессор сошел вниз и принялся наблюдать за происходящим. Это же сделал и Барк. Но если профессор открыто улыбался, то на лице мистера Уолша появилось изучающее выражение. Когда Ланс нашел небольшой самородок, Барк мягко посоветовал ему поставить зубные коронки.
– Отнесите это к дантисту, – со знанием дела сказала Элис. – Он купит. Только, конечно, сначала надо хорошенько отмыть его. Поезжайте прямо в Куму, чтобы поставить пробу.
– Там нет никакого золота, чтобы отмывать его, – объяснил Барк Уолш жестко и безапелляционно, повернулся и пошел широкими шагами наверх.
– А я говорю, что есть, – заявила Элис, – и докажу это.
Конечно, у нее был один шанс на миллион, и она не была приучена к труду, но Элис уже давно занималась золотоискательством. Не этим вечером… но много вечеров до этого. Ведь интерес к золоту может всецело поглотить человека. С наступлением осени мальчики проводили свое время в уютных комнатах, играя в покер, слушая пластинки, писали письма домой. Но Элис искала золото.
Это случилось однажды днем. Солнце освещало бараки, посылая длинные лучи сквозь узкие, временные окошки и освещая скудную обстановку внутри. Но у ручья было чудесно. В воздухе царил май. В лазурном небе носились коричнево-белые барашки облаков.
И Элис улыбалась своему отражению в ручье. Вдруг она увидела самородок. Элис не ошиблась, это было чистое золото. Она засмеялась во все горло. Все произошло, как в сказке. Не надо ничего мыть, переворачивать все вокруг, не надо никуда всматриваться и барахтаться в грязи. Просто протяни руку и возьми!
Она вынула его из воды. Самородок был не очень крупным, но довольно увесистым. Элис оценила его со всех сторон.
– Не все то золото, что блестит, мистер Уолш, – произнесла она театрально, – но это блестит, и оно – золото!
Когда Элис закончила оценку, она удивилась тому, как быстро пролетело время. Майский день подходил к концу, и наступали сумерки.
Элис взглянула на бараки и увидела, что освещающий их свет уже уходит. Она тщательно упаковала находку и положила золото в сумку. Потом усмехнулась про себя. Берегитесь, идет героиня-завоевательница! Она побежала вверх по лестнице.
Элис не услышала приближения постороннего. Ни хруста кустарников, ни скрипа шагов, ни шелеста – ничего! Он просто внезапно появился перед ней.
– Привет, крошка, – тихо произнес человек.
Это был, конечно, Грант, он, должно быть, рано закончил работу и направлялся вниз, в Киандру, где нюхом чуял спиртное. В Эдамленде не было кабаков. Элис осознала, что слишком много времени провела у ручья. Какую глупость она совершила, что так тщательно изучала самородок!
– Пожалуйста, отойдите в сторону, Грант, – холодно произнесла она.
– Что, если я этого не сделаю, моя сладость, вы будете кричать и звать своего Уолша?
Элис бросила взгляд на бараки. Даже если она решится кричать, вряд ли кто-нибудь услышит ее. В это время, ранним вечером, большинство мужчин были в душевых, шумно бегая друг за другом, вопя во все горло песни, смывая рабочую грязь. И естественно, они не услышали бы ее.