«Тем не менее, – думала она, – все зависит от мотивов. Человек, отказывающийся работать сверхурочно, действовал на нервы мистера Уолша гораздо сильнее, чем человек, дающий девушке повод для жалобы». Это Элис поняла, когда услышала разглагольствования Барка по этому поводу.
Элис удивилась, увидев Гарри, когда на следующий день на джипе отправилась в Миджин-Лоб за письмами.
– Да, я получил пинок, – бодро согласился он, – но, что типично для Барка, босс сопроводил его рекомендательным письмом. Теперь я здесь на постоянной работе и могу беспрепятственно видеться с Барбарой.
– Вам было жаль уходить? – спросила Элис.
– Я работал с Барком Уолшем по четырем контрактам. Канада, Южная Америка, Индия, Африка. Невозможно уйти из команды, не оглянувшись назад.
Тем не менее Гарри говорил об этом весьма жизнерадостным тоном, что привело Элис в изумление.
– И вы не возмущены?
– Я только что говорил вам, что мы были в одной команде, мы всегда шли на уступки друг другу и сейчас достигли компромисса.
– Но не тогда, когда вас уволили, – напомнила Элис безжалостно.
– Неправда. Ведь он хотел избавиться от меня, а я не хотел уезжать. Это и есть компромисс.
– Что это за человек, – упорствовала Элис, – который ставит работу выше людей?
– Барк сам очень много работает.
– Что же это за человек? – повторила девушка.
Гарри посмотрел на нее, и в его глазах промелькнула жалость. Не было во всей округе ни одного человека, который не знал бы истинной причины этой спешки. Он неуклюже похлопал Элис по плечу.
– Нашли себе женское общество? – он постарался переменить тему разговора.
– Да, – коротко ответила Элис.
– Как у нее дела?
– Неважно. Она в постели.
– С Ноной все будет в порядке, – кивнул Гарри.
– Вы знаете ее?
– Она была в Канаде. – Гарри достал сигарету. – И в Индию она приезжала. – Он прикурил, погрузившись в какие-то воспоминания и хмурясь при этом. – И в Африке она была, – закончил он.
– Да, я полагаю, что у нее было на это право? – вопросительно сказала Элис.
Гарри ничего не ответил. Он просто пожал плечами. Элис обнаружила в себе страстное желание расспросить его. Почему получилось так, что Барк Уолш знать не хочет свою жену? Почему его жена, несомненно, осведомленная о его чувствах, изыскивает всяческие способы, чтобы преследовать его?
Но она не стала задавать подобных вопросов, пусть даже бывшему работнику. Полная сожалений, Элис оставила Гарри и поехала обратно в лагерь.
Элис Эннан никогда не жила с кем-либо в одной комнате, и когда Нона заняла ее кровать, девушка просто ушла, хотя это была именно ее комната.
– Я поставлю раскладушку в маленькой гостиной, – настояла девушка, и Барк согласился.
– Вам не придется жить там долго, я обещаю, – коротко сказал он.
Но Элис пришлось спать в маленькой гостиной гораздо дольше, чем она намеревалась, так как Нона не собиралась уезжать. Элис была бы очень удивлена, если бы кто-нибудь сказал ей, что причиной невыносимой боли, разрывавшей ее сердце в эти дни, было то, что Барк не сдержал своего слова, и красивая молодая женщина все еще оставалась здесь.
В первую же ночь Элис, которая крепко спала на своем ложе, что-то разбудило. Сначала она подумала о будильнике, но выяснилось, что тревога вызвана несварением желудка у профессора.
Мистер Эннан давно уже страдал расстройством пищеварения. Он имел обыкновение есть, углубившись в чтение, что никак не могло улучшить здоровье даже двадцатилетнего, не говоря уже о семидесятилетнем человеке.
Элис проснулась из-за шагов в соседней комнате. Они не походили на походку профессора. У отца не было такой широкой твердой поступи.
Даже не набросив халата, Элис бросилась к двери.
– Что случилось? – задыхаясь, спросила она, испуганно глядя на Барка Уолша, сидящего на краешке кровати ее отца.
Барк повернулся к маленькой фигурке, выглядевшей совсем по-детски в короткой голубой ночной рубашонке, и отрывисто вздохнул.
Несколько минут назад он решил все рассказать Элис, хотя профессор умолял его не делать этого. У старика был острый приступ: если бы девушка вошла в комнату чуть раньше, она была бы глубоко потрясена состоянием отца.
Барк высказал свое намерение, пока возился с профессором, давал лекарство, вернувшее цвет посиневшим щекам.
– Нет, Барк, пожалуйста, – умолял мистер Эннан.
– Это будет несправедливо, сэр.
– Знаю, но сейчас я думаю не о себе. Мне хочется, чтобы Элис всегда улыбалась мне. Я не хочу видеть слезы в ее голубых глазах.
– Она спрячет слезы, профессор.
– Это будет еще хуже. Нет, Барк, я знаю, что я ошибался, знаю, что избаловал ее, но, потакая ей, на самом деле баловал себя самого. Я наслаждался исходившим от нее солнечным светом, я грелся в нем. И сейчас хочу наслаждаться этим до конца своих дней. Попробуйте понять это.
Беркли Уолш ничего не понимал, пока не повернулся и не увидел девушку. Она была даже моложе и ранимей, чем он предполагал. В своей коротенькой голубой ночной рубашке Элис выглядела самым настоящим ребенком. Он сразу же отступил от своего решения и принял сторону профессора. Конечно, он и дальше будет притворяться.
Но лгать бесполезно, не говорить же, что они с профессором поздней ночью обсуждали некоторые технические проблемы. Вместо этого Барк резко спросил:
– Что вы за дочь? Ваш отец мог уже умереть, взывая о помощи, а вы ничего не слышите!
– С тобой все в порядке, папочка? – Элис проигнорировала тираду Барка.
– Нет, – профессор решил последовать примеру мистера Уолша. – Стряпня Альфреда убивает меня.
– Это все твое питание, ты читаешь и жуешь одновременно. Я уже говорила тебе и говорю еще раз… – Элис внезапно осознала, что на ней всего лишь короткая рубашка, и густо покраснела.
Она выбежала за халатом и вернулась к кровати.
– Я справлюсь сама, – холодно сказала она.
– Теперь уже ни с чем не надо справляться, – отметил Барк. – Я вовремя дал ему висмут.
Но проблема не была решена. Сердечное лекарство помогло ему, но профессор вновь дышал с трудом.
– Я сказала, что справлюсь сама, – непререкаемым тоном заявила Элис.
– А я сказал, что уже все сделано, – отпарировал Барк.
– Мне хотелось бы вздремнуть, – жалобно взмолился профессор, и «поединок» закончился.
Но никто из них не мог заснуть. Профессор думал о дочери, о проекте… и затем, с неожиданной теплотой, о Маргарет.
Элис лежала без сна, мучаясь оттого, что она спала, а Барк услышал, оттого, что она вбежала такой взъерошенной и, вероятно, совершенно нелепой в своей куцей ночной рубашонке.
Барк даже не пытался уснуть. Он зажег свою трубку и погрузился в размышления. Когда он увидел профессора сегодня ночью, то понял, что дни его сочтены, свеча догорает. Когда же Нона, наконец, остановится?.. Если профессор покинет нас до завершения работ, в конце концов, его дочь должна это пережить. Мистер Эннан хочет этого, и он это заслуживает. Итак, пуская клубы дыма, рассуждал Барк, Нона может оставаться здесь, пока этого хочет Элис. И вместо того, чтобы действовать, как он прежде собирался, Барк пустил все по накатанной дорожке: Нона оставалась в комнате Элис, а девушка ютилась в гостиной.
Сказать, что Элис была в ярости, значило бы ничего не сказать вообще. Барк Уолш возложил ответственность за пребывание здесь Ноны на Элис. Он клялся, что избавится от миссис Уолш… И что же получается?
– А то и получается, – кипела Элис. – Я пригласила ее сюда, я могу и выгнать, но она восседает здесь в бледно-желтых шелках, хорошенькая и избалованная, покоряя всех, кто приближается к ней. И, – добавляла Элис, – все сводится только к одному, к Барку. Он хочет, чтобы Нона была здесь.