Мои оппоненты тоже не получали чёрные пояса. Но их трое. И нож…
Дальше всё происходит быстро. Какие-то удары я отбиваю, какие-то пропускаю. Чем-то отвечаю, где-то защищаюсь. Но улавливаю тот момент, когда в ход пускают нож. Успеваю стянуть с одной руки пиджак и накинуть на другую. Нож удаётся выбить. Но чувствую, как жжёт руку. Всё же царапнуло.
Мне трудно предположить исход этой драки. Но его решает одна страдающая бессонницей старушка с хорошим зрением и слухом. И открытым окном, куда доносятся звуки драки. Вызывает полицию. Наряд приезжает быстро, но разбираться на месте никто не хочет. Нас всех проводят под белы рученьки в предоставленный городом транспорт с мигалками и везут в участок. Мне разрешают позвонить. Только кому? Посомневавшись минут десять всё же набираю знакомый номер. Лучше с ним, чем утром видеть рожу Молчанова. Специально будет меня мурыжить в участке целые сутки.
На удивление Марк отвечает после первого гудка. Выслушивает и отключается. А через полчаса появляется с помятым Молчановым. Тот тоже этой ночью был в казино и, видимо, успел уснуть. Добровольский же сонным не выглядит. И одежда та же, что в казино. На манжетах — запонки. Вряд ли, уснув рядом с Элей, стал бы их заново застёгивать. Одел бы другую рубашку. Вывод один — он ещё не ложился.
Молчанов начинает что-то выговаривать.
— Давай резче, — обрывает его Марек. — А лучше — завтра.
Молчанов кивает и выписывает нам пропуск. В ярко освещённом холле друг ещё раз обводит меня глазами. Морщится:
— Словно бомжи тебя в мусоре поваляли. Может, в больницу? Как сам чувствуешь? В голову удары были?
— Не было. Они ростом не сильно вышли. До головы не доставали. А грязь потому что, полицейские нас сразу всех лицом в лужу уложили. Даже место посуше не стали выбирать, — признаюсь я.
Нас забирает машина казино. Таксисты вряд ли меня пустят в подобном виде в салон машины. Уже через десять минут мы заходим в подъезд Марка. Пока поднимаемся на лифте, я всё же спрашиваю:
— Как Эля?
— Спит. В моей спальне. Но, как видишь, без меня, — буркает друг. — Ты что возле вокзала делал? Обратно хотел из города удрать?
Киваю головой.
— Была мысль. Но передумал. Помнил, что возле этих гаражей всегда шпана собиралась…
— Хотел по морде получить? Мог мне сказать. С удовольствием бы твоё желание исполнил, — совсем не шутит Марк. — Не смей к Эле даже на метр подходить.
Как всегда, её имя для меня, как красная тряпка для быка.
— У тебя разрешения спрашивать? Я тебе не Костя! Сами разберёмся.
— Я вижу, как ты разбираешься…
Мы уже зашли в его квартиру и друг, на эмоциях, прижимает меня к стене коридора. Бывший капитан нашей футбольной команды. Мой почти брат. И любовник моей… Матери моего сына!
Я наваливаюсь на Марка всем телом, пытаясь освободить руки. Мы толкаемся, почти равные по силе. В темноте. Пока не задеваем стоящий комод. Мебель выстаивает, а тяжёлая ваза, находящаяся на нём, с сильным грохотом падает на пол. Естественно, разбивается. С соответствующим громким звуком.
— Марк! — слышится испуганный крик Эли.
— Стой там. Здесь стекло, — предупреждает девушку Добровольский и включает яркий верхний свет. Крупные и острые осколки разлетелись по всему коридору. Почти к ногам Эли, стоящей у выхода из спальни. Девушка напугана и не сразу меня узнаёт. Взволновано трёт руку о руку, затем подносит к лицу.
— Артур?! Что случилось? Вы что, подрались?
— Нет, — ворчит Марек. — Туру не хватило приключений. Пошёл по городу искать. И нашёл. Пришлось с Молчановым в полицейский участок тащиться! Пусть бы там до утра сидел!
— Спасибо, — кривлюсь я. Разбитая губа стала отекать. К боли уже привык, но разговаривать неудобно. — Мог не тащиться.
— В душ иди! — рявкает друг. — Договоришься сейчас.
Даже после того, как разорил Добровольского на куб воды, моя физиономия лучше выглядеть не начинает. Синяков на лице нет, но разбита губа и бровь, большая ссадина на правой щеке. Порез на руке не глубокий, но идёт от ладони до локтя. Костяшки пальцев также сильно сбиты. Да и на теле гематом хватает, как и ссадин. Не чувствую, чтобы где-то серьёзно болело, да и удары были скорее скользящими.
Грязную одежду надевать не хочется. Натягиваю только боксеры. Раздаётся стук в дверь. На пороге всё ещё испуганная Элина. Марк заканчивает убирать в коридоре осколки разбитой вазы. Снял рубашку, оставшись в брюках. На девушке его майка, в которой она спала. А трусики должны отсутствовать, потому что лежат в моём кармане. Если только в его квартире у неё нет запасов белья. Я бы не удивился.