Брендон медленно покачал головой.
– Ты совсем запутался, братец.
– Это уж точно, – согласился я. – Но могу поклясться, что…
Брат предостерегающе поднял руку и строго произнёс:
– Не надо, Артур. Никаких клятв. Если ты соблазнишь Дану, мне будет больно. Но если при этом ты ещё и нарушишь свою клятву, мне будет больно вдвойне.
От продолжения этого щекотливого разговора нас спасла Пенелопа. Она вихрем ворвалась в каюту, раскрасневшаяся то ли от холода снаружи, то ли от жары в камбузе, и, весело поприветствовав нас, принялась рыться в вещах.
– Обед готов? – поинтересовался я.
– Да ведь рано ещё! Часа через два будет вам пир горой. Я втолковала коку и его помощнику, что и как нужно делать, теперь они сами справятся. Они, оказывается, вовсе не кретины, а просто неучи.
– Ты куда-то спешишь? – спросил Брендон.
– Ага, – коротко ответила моя дочь, забивая до отказа большущий чемодан платьями, юбками, брюками, блузками, шортами, халатами и прочими нарядами из богатой коллекции Бренды, включая даже ночные рубашки и нижнее бельё.
– Судя по всему, – заметил я, – ты собираешься в длительное путешествие.
– Ах! – спохватилась Пенелопа и рывком захлопнула крышку чемодана. – Простите… – Она растерянно моргнула. – Бренда попросила меня всего-навсего не слишком задерживаться, а я спешу, как на пожар.
Я ласково улыбнулся ей. Вообще-то суетливость трудно отнести к положительным качествам человека, но суетливость Пенелопы мне нравилась. Впрочем, не буду хитрить – мне нравилось в ней решительно всё, даже её чрезмерная мнительность, даже её частые приступы меланхолии, чередующиеся с бурными всплесками активности.
– Ты уже разговаривала с Брендой?
– Только что. Она хочет познакомить меня со своими новыми подругами, Даной и Дейрдрой, – тут Пенелопа метнула на меня ревнивый взгляд. – А заодно решила устроить небольшую демонстрацию мод в узком кругу.
– Это в стиле Бренды, – усмехнулся брат. – Чуяло моё сердце уже тогда, когда она вертелась перед ними в своей пижаме…
Вдруг Пенелопа всплеснула руками и звонко рассмеялась, глядя на закутанного в одеяло Брендона.
– Ты и об этом знаешь? – спросил я, догадавшись о причине её смеха.
– Да, знаю, – ответила она, всхлипывая; от избытка веселья у неё на глазах выступили слёзы. – Бренда говорила, что, по словам Даны, Брендон выскочил из зеркальца, как чёртик из табакерки, второпях позабыв прихватить с собой одежду.
– Не правда, – ворчливо возразил Брендон. – Берет-то я прихватил.
За этой репликой последовал новый взрыв смеха Пенелопы. Она была подозрительно беззаботна и жизнерадостна даже для своего активно-суетливого состояния. Это неспроста, подумал я и решил прозондировать почву.
– Бренда рассказывала тебе об Источнике?
– Да, вкратце.
– И что же ты думаешь?
У меня создалось такое впечатление, что Пенелопа вот-вот пустится в пляс, но затем она состроила серьёзную мину и постаралась изобразить огорчение.
– Мне очень жаль, отец, правда. Я бы хотела стать твоей помощницей, но, боюсь, придётся отложить это до лучших времён. К счастью, у тебя есть Брендон и Бренда, а я… Я, пожалуй, подожду.
– Ты боишься?
– Боюсь, но не Источника. – Она опустила глаза и принялась расстёгивать и застёгивать пуговицы своей блузки. – Пойми, Артур, я ещё молода и не готова… к тому, что за этим последует.
Я кивнул.
– Да, Пенни, я понимаю тебя. Ты ещё не встретила своего Одиссея.
– А я ничего не понимаю, – подал голос Брендон. – Может, кто-то из вас соизволит объяснить мне, о чём идёт речь?
– Пусть это сделает Артур, – сказала Пенелопа. – Я знаю об этом лишь в общих чертах, из слов Бренды. Тем более, мне пора уходить.
– Ну что ж, ступай, – ласково сказал я. – И передай девочкам привет.
– Непременно, отец.
– Пенни, – предупредил я. – Не забывай, что здесь я твой брат, а не отец. Не вздумай проговориться, особенно перед Дейрдрой.
– Хорошо, брат.
Пенелопа взяла чемодан, послала нам с Брендоном воздушный поцелуй и вошла в Тоннель.
– Насчёт Одиссея ты её хорошо поддел, – заметил Брендон, как только призрачный силуэт Пенелопы с чемоданом исчез. – Но какое отношение имеет к этому Источник?
– Самое непосредственное, – ответил я и прочёл ему популярную лекцию о Вратах и Ключах, о возникновении контакта с материальным миром и обо всех его эротических последствиях. Под занавес я добавил:
– Вам с Брендой повезло. Контакт между вами, похоже, не чреват половым влечением.
– Не «похоже», а точно. Мы настолько близки друг с другом, что наша физическая близость была бы подобна рукоблудию. А вот Пенни, бедняжка… Впрочем, как мне показалось, она не слишком огорчилась, скорее даже испытала облегчение.
Я согласно кивнул.
– Для Пенелопы это удобный предлог отложить знакомство с Источником на неопределённое время. Видимо, Бренда была права.
– Относительно чего?
– Пенелопу пугает само могущество Источника. А страх перед возможным влечением к мужчине, я думаю, фактор второстепенного порядка.
– Но и это не стоит сбрасывать со счетов, – возразил Брендон. – Как женщина, Пенни ещё не созрела… гм, психологически не созрела. Во многом она самая настоящая девчонка и склонна относиться к мужчинам лишь как к друзьям. И уж тем более её пугает перспектива впервые почувствовать себя настоящей женщиной в результате искусственного наваждения.
У меня непроизвольно сжались челюсти. Мне стало невыносимо больно, когда я представил малышку Пенни, мою доченьку, в объятиях мужчины. Что это – отцовский эгоизм?
– Типичное проявление отцовского эгоизма, – прокомментировал Брендон, глядя на меня с пониманием и сочувствием; он будто прочёл мои мысли. – Мы, мужчины, очень странный народ, гораздо страннее женщин. Сыновья ревнуют матерей, братья – сестёр, отцы – дочерей.
– Женщины порой тоже ревнуют своих отцов, братьев, сыновей, – заметил я.
– Это не столь распространённое явление, а вот мужчины ревнуют сплошь и рядом. Для нас это в порядке вещей.
– Ты тоже ревнуешь Бренду? – спросил я.
Брендон поджал губы. На лице его появилось страдальческое выражение.