— Замок в ящике стола можно взломать ногтем, что, видимо, и проделали, — говорит Мигель. — Понимаешь почему я храню все важные документы в банке. В крайнем случае в тайнике.
Я задыхаюсь от негодования и такой почти святой правильности мужа. Весь он такой белый и пушистый, если не считать работорговли и игры в карты.
— Пошёл ты, Мигель, — едва слышно шепчу я и бреду к выходу из кабинета.
Уйду, плевать куда, в конце концов, я себя тоже не на помойке нашла, чтобы со мной обращаться подобным образом.
Да, исчезли документы, а я при чём? Он объяснил мне элементарные правила? Нет, сбежал на второй день брака, чтобы явиться и упрекать меня.
Я так зла сейчас, что руки чешутся заехать ему по физиономии. Но вместо этого слёзы капают из глаз. Отворачиваюсь и бреду к выходу. Может быть, я действительно ошиблась в доне Смите. Ещё немного и я позорно разревусь прямо в кабинете мужа.
— Постой, — Мигель удерживает меня за руку, разворачивает лицом к себе. — Ну, что ты?
Он прижимает моё лицо к своему плечу, гладит волосы, что-то утешающе бормочет.
Его ласковый голос и объятия разрушают последний бастион моей сдержанности. Во зачем он так? Сначала доведёт до слёз, а потом утешает.
— Ты из-за бумаг так расстроилась? — смотрит он на меня снисходительным взглядом.
— Не только из-за бумаг, — всхлипывая говорю я. И так гормоны шалят и всё время тянет то спать, то смеяться, то плакать, ещё и он добавляет переживаний. — Хотя и из-за них тоже. Ты хотя бы представляешь, какую работу мы проделали?
Затронув тему работы, я начинаю заводиться.
— Да, мы пахали, как проклятые, чтобы собрать урожай с деревьев, разбросанных по всей плантации. Затем, чтобы отобрать семена для посадки, прорастить их и высадить на отобранные мной участки.
— Не волнуйся, — успокаивает меня муж, — ты умница, что всё придумала, но делали-то всё рабы.
Вот тут у меня, как у быка на корриде, при виде красного плаща тореро, заливает кровью глаза.
— Да, неужели? — мои слова источают яд. — Кто нашёл эти деревья? Кто обучил рабов отличать их от других насаждений плантации? Кто учил их собирать ягоды кофе? Обрабатывать? Проращивать? Правильно срезать черенки и укоренять их? Откуда бы всё это знали рабы?
Мигель, сдерживая улыбку, кивает в такт моим вопросам.
— Меня больше интересует, откуда всё это знаешь ты? — удивлённо произносит Мигель, внимательно следя за моей реакцией.
— Я думаю, что ты сам знаешь ответ на свой вопрос, — отвечаю я, не сводя с него взгляда. — Так мы в гляделки можем играть долго, да Егорушкин?
Ни один мускул не дрогнул на лице мужа при упоминании фамилии студента, который загнал меня сюда.
— Что за странная фамилия? — спрашивает Мигель.
— Послушай, так получилось, что нас свела судьба, давай говорить откровенно, — устало говорю я, присаживаясь на ближайшее кресло. — Ты же не просто работорговец и игрок, ты ещё и колдун.
Вот тут глаза Мигеля загораются недобрым огнём. Он наклоняется ко мне и устрашающе спрашивает:
— Откуда ты это знаешь?
— Догадалась, — смело глядя в глаза, отвечаю я, — когда матушка Аледжо лечила Фернандо, мы с ней много разговаривали. Так вот, она сказала, что мы созданы друг для друга, но, чтобы понять это, нам придётся пройти немало испытаний.
Мигель молчит, словно и не с ним я разговариваю.
— И откуда вывод, что я колдун?
— Ты сказал, что не можешь не пойти в рейс, — продолжаю перечислять я, — любой мог бы отказаться, если он не член команды. Ты не член команды.
— И из этого ты сделала вывод, что я колдун?
— Ты был ошеломлён, когда увидел меня в первый раз, будто бы увидел призрака, — дожимаю его я.
— И отсюда вывод, что я колдун?
— Да, чёрт побери, на основе этого я и делаю такой вывод, — злюсь на него я. — А ещё ты очень похож на моего студента, который поспособствовал, чтобы я изнутри изучила историю Бразилии.
Мигель опять молчит, изучая меня. Я знаю, что права. Нутром чувствую, что моё появление в этом мире его рук дело.
— Тори, ты приходила мне во снах. Из-за тебя я не мог найти успокоение в объятиях самых опытных жриц любви. Я влюбился в женщину из сна.
Очень необычное признание. Я не ожидала, что именно так всё будет.
— Ты мой кошмар наяву, моё искушение и моё успокоение. Ты пробралась мне под кожу и растворилась, словно яд, в крови отравляя её.
— Всё это очень поэтично и льстит моему самолюбию, но что-то подсказывает мне, что ты уводишь разговор в сторону, — возвращаю я его на грешную землю.