На западе горел яркий Юпитер. В вечерней тиши разлились звуки, печальные, тихие, потом звуки стали нарастать и прорываться, как прорываются рыдания человеческого сердца, охваченного великой болью. Что это? Откуда? Ах, да, это Коля включил приемник. В звуках музыки, в голосе певца, казалось кричало от боли ее собственное сердце. Страстная мелодия постепенно таяла, растворялась в воздухе, и, наконец, замер ее последний звук, а в ушах Анастасии Васильевны все еще звенели слова надежды: «Минует печальное время, мы снова обнимем друг друга»…
«Счастье, где ты? Зачем бороться с собой? Я люблю его, люблю»… Счастье… Какое бы оно ни было, она не откажется от него, не отбросит, пусть горестное, все равно…
Не знал Баженов, что в этот вечер Нина сидела в той самой комнате, на Фонтанке, где он прожил с ней столько лет, и плакала отчаянными злыми слезами. Погребицкий оставил ее.
Красный бор. Бесценное богатство лесничества Хнрвилахти. Корабельный лес. Сосны, как на подбор. Шапка валится с головы, когда смотришь на вершины. Привольно здесь зверью и птицам. Никогда здесь не хозяйничала пила, не стучал топор, не рокотал трактор. Только ветер гуляет по дремучим кронам и шумят сосны, как морской прибой. И нет Красному бору конца и края. Стоит бронзово-красная колоннада стволов, величественная, невозмутимая, завладев всей землей, и только кое-где мелькает темная, разлапистая ель или серо-зеленая осина. Снег еще лежит в бору, но в воздухе чувствуется дыхание весны. Утро. Розовеет на солнце колоннада сосен, ярко зеленеют кроны. В седой хвое суетится хлопотунья-белка. Пестрый дятел деловито долбит кору, вертятся на ветвях синицы, хрустальной трелью звенят их песни. Краснобровые черныши-тетерева слетают с деревьев на поляны, бормочут, чуфыркают, почуяли весну. Первое робкое токование косачей на березах, столпившихся в сторонке от леса. С шумом срывается с сосны глухарь, лесной пернатый великан. Распустив на лету хвост, чертит по снегу концами крыльев, прищелкивает. Зовет весна на тока и его, мохнатого бородача, извечного жителя Красного бора.
По Красному бору крупно и размашисто шел старый скороход-лось. Он вдруг остановился, повел чутким ухом, втянул замшевыми ноздрями воздух и помчался в глубь сосняка. Лось почуял людей.
Лесовалочную машину Баженова в Красный бор привел Петя Захаров — «юный друг с конструкторскими способностями», как называл тракториста Баженов. Анастасия Васильевна, Рукавишников и дядя Саша с любопытством осматривали машину. Куренков держал голову высоко: он немало дал дельных советов главному инженеру, когда тот работал над чертежами.
— Ничего особенного. Знакомый вам трелевочный трактор, только основание чуть пошире и кабина вынесена в сторону, — объяснял Баженов лесоводам.
Да, все кажется так просто. Чокеровщик захватывает стальным тросом дерево, Тойво пилит. Машина, примерно, в двух метрах от дерева. Тойво заканчивает пилку, трос натягивается, раздается короткий сухой треск, и сосна с мягким шумом валится на площадку машины.
— Мать честная! — восхищенно воскликнул дядя Саша.
Стальная удавка летит на второе дерево, короткий стрекот пилы, знакомый треск, шумный вздох ветвей, глухой стук падения, и на площадке уже два медных ствола, устремленных в небо желтыми дулами.
— Подходяще! — одобрительно заметил Рукавишников. — Чистая работа.
Баженов заметно волновался за свое детище. Он с беспокойством поглядывал то на тракториста, то бежал к Тойво, чтобы показать вальщику, как лучше пристроить пилу, то устремлялся к машине, чтобы посмотреть, как упало спиленное дерево. Ему было жарко. Он расстегнул ватник, сбил на затылок шапку-ушанку.
Любомиров стоял рядом, спрятав руки в карманы кожаного пальто, с пристальным вниманием следил за работой машины «моего главного инженера», как он называл Баженова, когда давал информацию корреспонденту республиканской газеты.
Анастасия Васильевна подошла поближе к машине.
— Ну, как вы находите? — живо спросил ее Баженов.
— Мне нравится ваша машина, Алексей Иванович.
Дерево не падает на землю и не ломает своей тяжестью молодняк. Посмотрите на эти сосенки: они остались жить. Она потрогала верхушки тесной группкой маленьких сосенок, росших на линии падения спиленной сосны.
— Наконец-то мы вам угодили! — с иронией сказал Любомиров.
Бегут минуты, на площадке растет пачка деревьев. Люди в молчании смотрят на лесную косилку, только дядя Саша с каждым спиленным деревом крякает: «Хороша! Ах, хороша!»