– Он хочет выкрутиться отговорками, – прошептала Лисбет Гебауер стоящей рядом с ней Бихельмайер.
– Эти капиталисты всегда оставляют себе лазейку.
– Прекрати так говорить, он сейчас разозлится…
«Так-так, – подумал Мельцер. – Значит, Бихельмайер принадлежит к социалистам». Эта шайка извлекала выгоду из тяжелой ситуации, в которой находилось отечество, и уводила работниц с правильного пути.
– Даже если бы я хотел, – громко сказал он, поднявшись со стула, чтобы его лучше было слышно, – даже если бы я хотел, я не мог бы выплатить вам зарплаты ваших мужей, потому что у меня нет денег.
– В это… в это мы не верим!
Иоганн Мельцер в ответ на подобную грубость был готов перейти на крик, но он ограничился тем, что бросил на Бихельмайер, прокричавшую эту фразу, очень сердитый взгляд. Она была одной из его тружениц-ветеранов, эта высокая костлявая особа сорока с лишним лет. И то, что именно она, так долго и верно служившая Мельцеру на его фабрике, теперь так рьяно выступала против него, казалось ему просто невозможным.
– Да вы хоть раз заглянули в цеха? – выпалил он. – Работает ли хоть один станок? Мертвая тишина! Потому что нет шерсти, нет хлопка. И даже если бы у меня было сырье, то все равно нет угля, чтобы завести паровые двигатели.
– А почему вы не делаете бумажную ткань? – спросила между тем одна из работниц.
Мельцер проигнорировал этот вопрос и продолжил свое объяснение:
– Я изо всех сил стараюсь сохранить хотя бы те немногие рабочие места, что у меня есть. Вы интересовались, как обстоят дела на других производствах? Например, в Геггингене? На прядильной и на ткацкой фабрике Пферзее? На текстильной фабрике «Бемберг АГ»? Повсюду простой и пустые цеха. А кто хочет заработать денег, тому надо идти на машиностроительный завод. Например, на завод «Эппл & Буксбаум». Там работают сдельно…
Он слишком хорошо знал, что просто говорит красивые слова, потому что машиностроительные заводы не брали на работу женщин. Теперь, когда он выпустил пар и его сердце снова стало биться ровно, ему было жаль этих женщин. Они пришли сюда не потому, что были такими нескромными, их привела сюда нужда. Нужда и проклятые социалистические идеи, вскружившие им головы.
– Наступят лучшие времена. – Он пытался успокоить их. – Если мы выиграем войну, проигравшие будут истекать кровью, а нам возместят наши убытки.
Они молчали. Магда Шрайнер задрала верхнюю губу, так что на месте отсутствующего зуба обнажилась прореха. Эрна Бихельмайер кашляла и с шумом втягивала носом воздух. Никто не осмеливался сказать то, что думал, но Мельцер знал, о чем они думают. А если – да упаси господи – Германская империя проиграет войну? Что будет тогда?
– Мы все во власти Господа, – продолжил он. – Насколько это в моих силах, я хочу дать вам работу и никого не хочу увольнять. Это все, что я могу. Мне очень жаль.
Они молча смотрели перед собой – их гневный энтузиазм, пригнавший их сюда, пропал. И кто знал, врал директор или говорил правду? А то, что станки в цехах простаивали, было фактом.
Они нерешительно переминались с ноги на ногу, поглядывая друг на друга, в конце концов одна из них, самая молодая, Лисбет Гебауер, набралась смелости и спросила:
– А как насчет надбавки? Ведь цены на хлеб опять выросли.
Он с недоверием сморщил лоб, так как цены устанавливались, в конце концов, официально. Спорить он не хотел и принципиально не собирался делать какие-либо уступки или раздавать милостыню, иначе они будут стоять здесь с протянутыми руками каждый божий день.
– На следующей неделе у нас не будет неполного рабочего дня. Придут рюкзаки и чепраки, которые надо будет почистить и заштопать.
И хотя это известие не было слишком радужным, все-таки это был шанс получить полную зарплату. Женщинам пришлось удовольствоваться этим. Они медленно выходили, сначала шли те, кто стоял позади, будучи так или иначе более осторожными, теперь они были рады, что не переборщили. Последней покинула бюро Лисбет Гебауер, она быстро кивнула Мельцеру, пробормотав:
– Не в обиду будет сказано, но это так тяжело, когда дети плачут от голода.
Ему нравилась эта молодая женщина, он был готов достать портмоне и протянуть ей несколько марок, но он этого не сделал из предосторожности: тогда он должен был бы дать что-то каждой. Мельцер решил поговорить с Алисией, все-таки надо было хоть что-то сделать через госпожу Вислер и благотворительное общество. Насколько ему было известно, Рудольф Гебауер погиб в России несколько недель тому назад, и Лисбет осталась одна с двумя пацанами.