Я посмотрела в окно. Мы прибыли в Плимут. Мои соседи по купе вышли, а я сидела, наблюдая в окно за тем, что делалось на платформе.
В тот момент, когда прозвучал свисток кондуктора и поезд должен был тронуться, дверь моего купе открылась, и вошел мужчина. Он посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой, будто давая понять, что он надеется, что я не возражаю против его присутствия в купе, но я тут же отвела глаза.
Когда мы выехали из Плимута и уже подъезжали к мосту, он спросил:
— Вам нравится наш мост?
Я повернулась и посмотрела на него.
Я увидела мужчину чуть моложе тридцати лет, одетого хорошо, но в манере джентльмена, живущего в деревне. На нем были темно-синий фрак, серые брюки и шляпа, подобная тем, которые мы в Лондоне называли «горшками» из-за их сходства с этими, сосудами. Эту шляпу он положил на сиденье рядом с собой. Он показался мне лишенным всякого благонравия, и в его карих глазах сверкали иронические искорки, будто он был прекрасно осведомлен о тех предупреждениях, которые были сделаны мне перед дорогой и суть которых была в нежелательности вступления в разговор с незнакомыми мужчинами.
Я ответила:
— Да, очень. Я думаю, это замечательное сооружение.
Он улыбнулся. Мы проехали мост и въехали в Корнуэлл.
Его карие глаза наблюдали за мной, и я вдруг снова осознала непривлекательность своей внешности. Я подумала: «Он смотрит на меня только потому, что больше здесь никого нет». Подумав это, я вспомнила, как Филлида говорила мне, что я отталкиваю от себя возможных поклонников тем, что, заметив чей-то интерес к себе, я предполагаю, что он вызван лишь отсутствием иного объекта. «Если ты будешь все время думать, что ты — «рак на безрыбье», ты в конце концов им и станешь», — повторяла она.
— Далеко вы едете? — спросил он.
— Думаю, мне уже недолго осталось ехать. Я схожу в Лискерде.
— А-а, Лискерд. — Он вытянул ноги и перевел взгляд с меня на носки своих сапог. — Вы едете из Лондона?
— Да, — ответила я.
— Вам будет не хватать веселья большого города.
— Я раньше жила в деревне, так что я знаю, чего ожидать.
— Вы будете жить в Лискерде?
Я была не уверена, что мне нравился этот допрос, но я опять вспомнила слова Филлиды: «Ты слишком неприветлива по отношению к противоположному полу. Ты их отпугиваешь».
Я решила, что, по крайней мере, могу быть вежливой, и ответила:
— Нет, не в Лискерде. Я еду в маленькую деревню на побережье под названием Меллин.
— Понятно. — Он помолчал несколько минут, снова занявшись созерцанием носков своих сапог.
Его следующие слова поразили меня.
— Я полагаю, разумная молодая леди вроде вас не верит в предвидения, предсказания и тому подобное?
— Но…, — проговорила я, запинаясь, — что за удивительный вопрос?
— Можно взглянуть на вашу ладонь?
Я колебалась, с подозрением глядя на него. Могу ли я дать, незнакомому мужчине руку в ответ на такую просьбу? Тетя Аделаида наверняка предположила бы, что за этим последуют какие-нибудь гнусные предложения. И, возможно, в этом случае она была бы права. Все-таки я была женщиной и к тому же единственной в поле его зрения в этот момент.
Он улыбнулся.
— Я уверяю Вас, что мое единственное желание — заглянуть в ваше будущее.
— Но я в эти вещи не верю.
— Все же позвольте мне взглянуть.
Он наклонился вперед и быстрым движением завладел моей рукой.
Он держал ее, не сжимая, едва дотрагиваясь до нее, и рассматривал ладонь, склонив набок голову.
— Я вижу, — сказал он, — что вы подошли к переломному моменту своей жизни. Вы стоите на пороге странного нового мира, который совершенно не похож на все то, что вы знали ранее. Вам нужно проявлять осторожность… крайнюю осторожность.
Я иронически улыбнулась.
— Ну конечно, вы же видите, что я путешествую. А что бы вы сказали, если бы я вам сообщила, что еду в гости к родственникам и меня не ожидает ничего похожего на ваш «странный новый мир»?
— Я бы сказал, что вы не очень правдивая молодая леди.
В его улыбке появилось лукавство. Я не могла не почувствовать к нему некоторой симпатии. Я видела, что он был весьма легкомысленным, но и очень веселым человеком, и, находясь в его обществе, я невольно начинала заражаться его веселостью.
— Нет, — продолжал он, — вы едете к новой жизни, к новому положению. В этом нет сомнения. Прежде вы вели уединенную жизнь в деревне, потом вы переехали в город.