Приехав на поле, я увидела картину, которую никогда не забуду. Элвиан лежала без сознания на траве, вокруг нее стояли люди. На всех лицах была тревога, и было ясно, что о продолжении соревнований никто и не думает.
У меня вдруг мелькнула ужасная мысль, что она умерла.
И тут я увидела лицо Коннана, который смотрел на меня суровым, непроницаемым взглядом.
— Мисс Ли, — сказал он без всякого выражения, — я рад, что вы здесь. Произошел несчастный случай. Элвиан…
Не обращая на него внимания, я опустилась на колени рядом с Элвиан.
— Элвиан, родная моя, — заговорила я над ее ухом.
Она открыла глаза. В этот момент она совсем не была похожа на мою ершистую и заносчивую ученицу. Это был испуганный и растерявшийся ребенок, при виде которого мое сердце защемило от жалости.
Но она вдруг улыбнулась.
— Не уходи, — сказала она.
— Нет-нет, я буду здесь, рядом.
— Но ведь ты уже ушла от меня… тогда, раньше… — прошептала она едва слышно.
И тут я поняла. Она говорила не со мной, своей гувернанткой. Она говорила с Элис.
Прибывший наконец на поле доктор Пенжли диагностировал перелом большой берцовой кости, но при этом не смог определить, есть ли другие повреждения. Он вправил сломанную кость и закрепил ее повязкой, после чего Элвиан осторожно перенесли к нему в экипаж, и он повез ее в Маунт Меллин. Коннан и я молча следовали за коляской верхом.
Элвиан отнесли в ее спальню, и доктор дал ей успокоительную настойку.
— Теперь нам остается только ждать, — сказал он. — Я зайду через несколько часов. Ребенок, безусловно, перенес большое потрясение, и состояние шока пока не прошло. Самое главное сейчас держать ее в тепле и дать ей уснуть. Когда она проспит несколько часов, мы сможем определить, насколько глубоко и серьезно ее потрясение. Когда доктор ушел, Коннан обратился ко мне:
— Мисс Ли, я хотел бы с вами поговорить. Давайте пойдем в пуншевую комнату.
Когда мы вошли туда, он сказал:
— Мы можем только ждать, мисс Ли. Нам надо постараться успокоиться.
Я осознала, что он никогда еще не видел меня в таком волнении и, видимо, не подозревал, что я способна на такие сильные эмоции.
Повинуясь неожиданному импульсу, я сказала ему:
— Боюсь, что мне не столь легко дается спокойствие относительно моей ученицы, сколь вам — относительно вашей дочери, мистер ТреМеллин.
— Что это вдруг заставило ее сделать это? — спросил он.
— Вы, — почти крикнула я в ответ. — Вы!
— Я? Но я и понятия не имел, что она научилась ездить!
Я поняла в тот момент, что была на грани истерики. Я была почти уверена, что Элвиан сильно покалечилась и что она никогда больше не решится сесть на лошадь. Я не могла отделаться от чувства вины. Зачем только я стала учить ее ездить? Я должна была подсказать ей какой-то другой способ завоевать любовь отца. «Кто ты такая, — говорила я себе, — чтобы вмешиваться в жизнь других людей? Что ты пытаешься сделать? Изменить Элвиан? Изменить ее отца? Узнать правду об Элис? За кого ты себя принимаешь? За господа всемогущего, что ли?»
Но я не считала себя единственной виновной в происшедшем. Я невольно искала козла отпущения и нашла его в Коннане ТреМеллине. Если бы он был другим, ничего бы этого не случилось.
Окончательно потеряв над собой контроль, я высказала ему в лицо то, что в другой ситуации не решилась бы произнести вслух:
— Конечно, — чуть не кричала я, — вы не имели понятия о том, что она научилась ездить! Как вы могли его иметь, если вас никогда не интересовало, что с ней вообще происходит? Ваше безразличие разрывало ей сердце, поэтому-то она и взялась за то, что было ей не по силам!
— Моя дорогая мисс Ли, — пробормотал он, ошарашено глядя на меня.
«Пусть он меня уволит, — подумала я. — Мне все равно. Так или иначе я проиграла. Я надеялась достичь невозможного — пробить эгоизм этого человека и заставить его полюбить его несчастную дочь. И чего я добилась? Все испортила и, может быть, сделала девочку калекой на всю жизнь! Вольно же мне ругать других!»
Но я продолжала бросать ему обвинения, уже не заботясь о том, что и как я говорила:
— Когда я приехала сюда, я быстро поняла положение дел. Бедная, оставшаяся без матери девочка голодала. О, конечно, она в положенное время получала свой бульон и свой хлеб с маслом. Но помимо телесного голода бывает другой. Она изголодалась по теплу и любви, которые она имеет право ждать от вас, своего отца. И, как видите, она готова была рисковать жизнью, чтобы завоевать их.