От ужаса я не знала, что мне делать, да и что я могла сделать, будучи запертой в этом каменном мешке?
У меня подкашивались ноги, в голове путались мысли, и мне казалось, что силы оставляют меня. Я знала, что в этом темном, сыром и холодном склепе долго прожить невозможно. От отчаяния я продолжала стучать в стену, царапать ее ногтями, пока не разодрала руки в кровь. К этому времени глаза мои привыкли к темноте, и я, перестав стучать, оглядела комнату, в надежде найти другой выход, и тут я наконец увидела, что я там не одна.
До меня в этот каменный склеп вошел еще кое-кто. То, что осталось от Элис, лежало на полу недалеко от ступеней. Наконец-то я нашла ее…
— Элис, — закричала я, — Элис, это ты? Значит, все это время ты была здесь, в доме?
Я закрыла лицо руками, не в силах смотреть на то, что было передо мной. Теперь я поняла, что за запах стоял там — запах смерти, запах тлена и разложения.
Сколько она прожила, после того, как за ней закрылась дверь, думала я. Сколько я смогу прожить здесь и от чего умру — от жажды, от голода, от удушья?
Я, должно быть, потеряла сознание и долгое время пролежала в обмороке, потому что, приходя в себя, я будто слышала рядом с собой чей-то голос, который, конечно, не мог принадлежать никому, кроме меня самой. Собственно, я до конца так и не пришла в себя, потому что я толком даже не знаю, кто я — Элис или Марта Ли. Наши истории были чем-то похожи: про Элис говорили, что она сбежала с Джеффри, про меня скажут, что я убежала с Питером в Австралию. И в том и в другом случае все было прекрасно рассчитано по времени. «Но почему? — спрашивала я себя, — почему?»
Теперь мне было ясно, чью тень я видела сквозь занавеси в спальне Элис… Она знала о существовании ежедневника, который я обнаружила в кармане амазонки Элис, и искала его, понимая, что в нем могут быть записи, которые разоблачат ее.
И конечно же, она на самом деле вовсе не любила Элвиан, а просто притворялась для отвода глаз. Она неспособна любить, кого бы то ни было, поэтому она просто использовала Элвиан, как использовала других и как собиралась использовать Коннана.
Ее единственной любовью был дом, я представила себе, как она глядела в сторону Маунт Меллина из своего окна по ту сторону бухты, мечтая о нем так же страстно, как мужчина мечтает о женщине, или женщина о мужчине.
— Элис, — прошептала я, — мы с тобой ее жертвы…
Мне чудилось, что Элис отвечает мне, рассказывая о том дне, когда Джеффри сел на поезд, идущий в Лондон, а Селестина пришла к ней и сказала о своем открытии в часовне. Я видела, как Элис — хрупкая, беззащитная Элис, — радостно улыбаясь, входит в свою гробницу, не зная, что никогда из нее не выйдет…
Не знаю, сколько времени я пролежала так, то разговаривая сама с собой, то погружаясь в забытье, когда вдруг я ощутила сквозь закрытые веки свет и почувствовала, что меня подняли и куда-то несут.
— Значит, я уже умерла, Элис? — сказала я, не в силах открыть глаза.
— Любимая моя, все в порядке, все хорошо, — ответил мне голос, который я сразу узнала. Это был его голос, голос Коннана.
— Значит, когда умрешь, тоже видишь сны? — продолжала я свой разговор с Элис.
— Боже мой, родная моя, милая, — шептал мне на ухо все тот же голос. И скоро я почувствовала, что меня положили на что-то мягкое, и мне снова стало тепло, и уже больше не было этого удушливого запаха, бьющего в ноздри.
Я открыла глаза и увидела склонившееся надо мной существо с нежным лицом и белыми, излучающими свет волосами.
— Это ангел, Элис? — спросила я.
И ангел заговорил и сказал мне:
— Это Джилли. Джилли привела их к вам. Джилли смотрела за вами и увидела…
Странным образом, именно Джилли, сказавшая эти слова, вернула меня к реальности. Я вдруг поняла, что я вовсе не умерла, что ни голос Коннана, ни его руки, обнимающие меня, не почудились мне и не приснились, что он действительно рядом со мной, а я сама уже каким-то чудом оказалась в своей спальне, через окно которой мне была видна знакомая лужайка перед домом и растущие на ней пальмы.
— Все хорошо, моя любимая, я с тобой, я никогда больше не оставлю тебя, — шептал Коннан, и я знала, что это происходит на самом деле и что то, что он говорит, правда.
Эпилог
Эту историю я рассказывала своим детям и внукам, а теперь уже рассказываю правнукам. Вся семья ее слышала по нескольку раз, но она все равно остается любимой семейной легендой. У меня же, несмотря на то, что прошло столько лет, не проходит ощущение, что все это случилось вчера. В моей памяти навсегда останется каждая подробность происшедшего, и, конечно же, мне никогда не забыть страшные часы, проведенные в каменном склепе за потайной дверью.