И подмигнул, улыбнувшись широко и открыто. Словно что-то действительно смешное сказал. Я же ничего умного ответить не успела, ибо подъездная дверь противно скрипнула, выпуская наружу самую мерзкую на свете Пулю и вполне соответствующую ей хозяйку. Обе они вошли в пенсионный возраст уже очень давно и отличались лишь тем, что у Пули были четыре лапы и трясущийся крысиный хвост, а у пенсионерки Григорьевны непомерные амбиции и шестьдесят три года уверенности в своей непогрешимости.
Но всё бы ерунда. Главной бедой было то, что моя соседка свято верила в силу доноса и отчитывалась деду Шурке о нашем с Эдом поведении с регулярностью, достойной оклада. Впрочем, не удивлюсь, если старый генерал и в самом деле чем-нибудь со старушкой рассчитывается. Этот может.
В общем, выбора мне не оставили.
– Тем, кто состоит в родстве с драконьими князьями, чистота крови не важна, Кострик, – проворчала, устраиваясь на сидении и игнорируя любопытный нос Григорьевны. – И хватит заливать. В Дранхарре гражданство не по крови, а по умениям дают. Не веришь – спроси у Хустова. Это его любимый конёк.
Кострин хмыкнул.
– По умениям, по умениям… – протянул, задумчиво поглядывая на мой гордый профиль. – А ты об Отражениях так много из книг знаешь, или уже выезжала с родителями?
– Не выезжала, – по возможности равнодушно ответила я. Правда, держать лицо, когда тебе ножом по сердцу, довольно сложно, верите ли. А Кострик, сам того не ведая, затронул больную тему. У папы на этой почве вообще пунктик был.
– Я, – заявлял он, – отказываюсь брать на себя такую ответственность и открывать перед вами двери других миров. Вот совершеннолетними станете – езжайте, куда хотите, а до того и не заикайтесь.
Мне этого светлого дня ещё два года ждать, а вот у Эда день рождения первого сентября будет, и он обязательно… Болезненно нахмурилась, вспомнив о брате. Если повезёт, его к тому часу уже выпишут. А если нет – не хочу об этом думать.
– Хочешь, по дороге заедем куда-нибудь перекусить? – внезапно спросил Кострик.
Не хотела я с ним перекусывать, ездить в одной машине, и сидеть за одной партой не мечтала ни разу. А вот избавиться от внимания одногруппника – очень. И не важно, что он тогда в лифте на самом деле меня выручил, и не важно, что он безупречно вежлив и внимателен. (О злом поцелуе в его квартире я предпочла забыть. Сама виновата.) Предчувствие выло дурной сиреной и настойчиво требовало держаться от Кострика подальше.
Однако, о чем бы там ни шептал мой внутренний голос, опускаться до уровня трамвайной хамки я была не готова.
– Я позавтракала, но могу выпить кофе, пока будешь есть ты.
– Ладно.
Эта поездка запомнилась своим спокойствием, и завтрак мне тоже понравился, хотя я поначалу и была немного нервной и взвинченной, ожидая звонка от деда, который так и не позвонил. И я почти забыла, почему так не хотела садиться с Костриком в машину, да и интуиция, накормленная миндальным пирожным, наконец-то заткнулась, а потом мы приехали в библиотеку, и я вознамерилась подниматься на нужный этаж пешком.
– Не дури. – Кострин посмотрел на меня с укоризной. – Высоко и долго. Давай на лифте.
– Спасибо, но…
– Боишься?
– А ты как думаешь?
Он думал, что со своими страхами я должна бороться и душить их на корню. Ещё полагал, что раз уж в моём распоряжении есть такое безотказное средство, как василиск обыкновенный, пусть и не чистокровный ни разу, то им просто грех не воспользоваться.
– Очень смешно, – фыркала я. – То, что ты василиск, скорее, минус, а не плюс. Люди, если ты не знал, легко впадают в зависимость от ваших взглядов. Поэтому сверкай своими гляделками где-нибудь в другом месте.
– Ты ошибаешься, и даже не представляешь себе, как сильно. Хотя это не важно. И не заговаривай мне зубы. С фобиями надо бороться. Пойдем, Кок, ты мне ещё потом спасибо скажешь.
Ума не приложу как, но у него получилось меня уболтать и, схватив за руку, затянуть в лифтовую кабину. А там, пока я содрогалась от внутреннего ужаса и боролась с желанием закрыть лицо руками, ненавязчиво обнял за талию, без слов давая понять, что он рядом. А я всё ждала-ждала панической атаки, всё же лифт да и компания были теми же, разве что в этот раз свет никто не потушил, к счастью.
На экзамен мы с Костриком, конечно же, пошли порознь, хотя и не сговаривались, а вечером, когда он позвонил и предложил отпраздновать наши «пятёрки», я не смогла отказаться. И не спрашивайте почему!
Он приехал к десяти, когда на улице уже давно стемнело, и не с бутылкой шампанского, как я от него ожидала, а с пятилитровым бочонком пива и двумя коробками пиццы.