Он стукнул по деревянной перегородке, и кучер остановил лошадь.
– Что ж, пока, Бриони Каванаг.
– Пока, Томми Лейн.
Он спрыгнул с подножки и подмигнул Бриони, прежде чем закрыть дверцу. Бриони видела, как парень перешел через улицу и направился в таверну «Королевский дуб». Она почувствовала минутное сожаление. По какой-то непонятной причине ей понравился этот мальчишка.
Бриони в облаке холодного воздуха и аромата духов влетела в родительский дом. Молли вышла ей навстречу и, взяв у дочери тяжелую корзину, потащила в комнату. Бриони помогла матери поставить корзину с продуктами на стол.
– Где девочки?
– Ушли за покупками. Эйлин целую неделю обещала им, что возьмет их с собой. Розали спит наверху.
Бриони сняла пальто и повесила его на гвоздь за дверью.
– Как ты, мам?
Миновал год, как Молли и Бриони заключили перемирие, которое устраивало обеих. Молли нуждалась в жалованье дочери, как они называли деньги мистера Дамаса, а у Бриони не было ни малейшего желания возвращаться в дом матери. Молли примирилась с родом занятий дочери, и сейчас они ладили.
– Я хотела поговорить с тобой, мам. Я рада, что мы одни. – Бриони поставила чайник на огонь и занялась приготовлением чая, пока Молли разбирала продукты в корзине. – Дело в Генри – в мистере Дамасе. Он теряет ко мне интерес.
Молли откинула со лба волосы и посмотрела на красивое лицо дочери. Каждый раз, глядя на Бриони, она недоумевала: в кого дочка такая уродилась? С ее белой кожей и рыжими волосами Бриони абсолютно не походила ни на отца, ни на мать, ни на дедушек и бабушек, хотя ирландцы часто бывают рыжеволосыми.
– Что ты собираешься делать?
Бриони пожала плечами:
– Не знаю, мам. Но если меня выставят вон, придет конец и жалованью.
Молли прекрасно это понимала и очень боялась потерять деньги.
– У тебя месячные уже были?
– Были, но Кисси пока обманывает его ради меня. – Бриони закусила нижнюю губу. – Видишь ли, ма, он этого не выносит. Раз мое тело начало развиваться, то он меня больше не захочет. Прошлая неделя – тому доказательство. Все идет к концу, я чувствую. – Бриони поставила горячий чайник на стол.
Молли вздохнула:
– Не знаю, девочка. Нужно хорошенько подумать, авось что-нибудь и придумаем.
Наверху заплакала Розали. Бриони сходила за ней и принесла ее вниз, на кухню.
– Бри… Бри…
Бриони крепко обняла и поцеловала сестренку.
– Да, это я, Бри-Бри, и у меня есть для тебя чудесный подарок на Рождество.
Молли посмотрела на эти две головки, рыжую и беленькую, и ей стало грустно. Обе дочки были ее несчастьем, каждая по-своему. Но, если бы вдруг ей пришлось выбирать, она бы выбрала Розали. По сути, она уже это сделала.
Пэдди был пьян. Он не буянил, как обычно, потому что находился в мрачном расположении духа. Пэдди вышел, шатаясь, из «Буйвола» в двадцать минут одиннадцатого. Он посидел бы и еще, но у него закончились деньги, да к тому же друзья, на которых он потратил более фунта, также засобирались уходить. Пэдди, спотыкаясь, побрел домой.
От морозного воздуха его разобрало еще больше. В его мозгу всплыли все обиды, нанесенные ему женой. Во-первых, она отказывалась исполнять свой супружеский долг. Пэдди даже просил священника поговорить с ней об этом. Во-вторых, его раздражало то, что Молли прятала от него деньги. Он знал, что у нее есть приличная заначка, и пытался эту заначку отыскать в те редкие минуты, когда оставался в доме один, – пока, к сожалению, безуспешно. Потом, эта ее позиция по отношению к девочкам. Бог свидетель, они все уже достаточно взрослые, чтобы работать, за исключением Розали, которая так и останется вечным ребенком.
В одурманенном алкоголем мозгу Пэдди беда Розали также была на совести Молли. Он знал, что она пыталась избавиться от ребенка, он знал об этой сучке жене абсолютно все. Перед его глазами возникло голое белое тельце мертвого сына. Ребенок погиб в тот вечер, когда Эйлин отправилась на работу к мистеру Дамасу, и в пьяной голове Пэдди возникло подозрение, что Молли избавилась от мальчика. Его захлестнула волна ярости настолько мощная, что он едва не задохнулся. Мужчину судят по его сыновьям. Девчонки – позор для мужика, свидетельство того, что он не выполнил свою основную функцию. Они ни на что не годятся, единственное их предназначение – это рожать сыновей.
Молли даже никогда по-настоящему не работала, как другие женщины. Когда они познакомились, Молли занималась тем, что мыла лестницы и пороги домов. В семь лет она стала помощницей кухарки, а уже в четырнадцать начала драить эти проклятые пороги! Пэдди вспомнил, какой он увидел Молли впервые. Высокая, с красивой грудью, она казалась подходящей парой для крепкого симпатичного ирландца, каковым он тогда являлся. Но замужество и рождение детей изменили Молли. Она вбила себе в голову, что девочки должны учиться в школе и ни в коем случае не работать, даже не заниматься работой по дому, пока им не исполнится двенадцать лет. Пэдди заскрежетал зубами от злости. Если бы его дочери, все четыре, работали, они бы жили припеваючи!
Чем ближе Пэдди подходил к дому, тем злее он становился. Молли была уже виновата во всех смертных грехах, даже в его пьянстве и пристрастии к картам. Если бы она относилась к нему как подобает жене, он бы не засиживался в барах допоздна.
Пэдди открыл входную дверь. Его лицо посинело от холода. Девочкам хватило одного взгляда на него, чтобы понять: их отец собирается затеять свару. Сестры, одетые в свои самые красивые платья, терпеливо ждали, когда Молли заплетет им косы, так как сегодня вечером они собирались на полуночную мессу в церковь Святого Винсента, где Керри предстояло исполнять сольную партию в хоре.
Молли застегивала пуговицы на платье Розали. Услышав, что пришел муж, она крикнула:
– Где, черт возьми, ты шлялся? Ты же знаешь, что Керри сегодня поет в церкви. Ты обещал мне, что придешь рано.
Она посмотрела ему в лицо, и сердце ее сжалось. Пэдди был пьян, пьян в стельку.
– Я не пойду в церковь с пьяницей, Пэдди. Либо иди один, либо ложись спать, пойдешь завтра утром, когда проспишься.
Пэдди отпихнул с дороги Керри и Бернадетт.
– Что ты сказала, женщина?
Молли, надевая на Розали юбки, огрызнулась:
– Что слышал!
Пэдди обвел тяжелым взглядом жену и дочерей. Эйлин собрала младших сестер и, проскользнув мимо отца, повела их к матушке Джонс. Матушка Джонс как раз завязывала шляпку. Она открыла входную дверь, широко улыбаясь, полагая, что девочки уже собрались на мессу. По лицу Эйлин она поняла: что-то случилось.
– Это папа, он пришел пьяный и придирается к маме. Я могу оставить у вас этих троих?
– Конечно, можешь, дорогая.
Она затащила Эйлин и девочек в дом, плотно закрыв за ними дверь, так как на улице завывал сильный ветер. Усевшись вокруг огня, они услышали крик Молли и треск ломающегося дерева. Розали захныкала, и старушка посадила ее к себе на колени.
– Вот так, котенок. Все хорошо. Эйлин встала.
– Я должна пойти туда. Он забьет мать до смерти, если никто его не остановит.
– Не ходи, дитя. Скоро приедет Абель, чтобы отвезти нас на мессу. Он сходит.
– Но я все равно должна взять пальто девочек. Так что я пойду.
Молли плакала навзрыд. Эйлин увидела, что глаз матери уже заплывает, а из губы сочится кровь. Ударом кулака Пэдди швырнул жену на пол рядом со сломанным стулом. Затем он задрал платье Молли и начал стаскивать с нее белье. Эйлин понимала, что за этим последует, в ее голове всплыли отвратительные воспоминания о мистере Дамасе. Она знала, как это больно и как мерзко чувствуешь себя потом. Эйлин машинально схватила с каминной полки кочергу.
Молли плакала и бормотала:
– Не надо, Пэдди, не так! Только не так! Замахнувшись, Эйлин со всей силы ударила отца по голове кочергой. Хлынула кровь, моментально забрызгав и мать, и дочь. Пэдди навалился на жену, его ноги конвульсивно дернулись, и он затих навсегда.
Эйлин зажала рукой рот, пытаясь сдержать рвоту. Ужас придал Молли сил, и она сбросила с себя безжизненное тело мужа. Поднявшись с пола, женщина застыла, глядя на труп. Они обе стояли как статуи, пока в комнату не вошел Абель, которого прислала матушка Джонс.