Марла была маленькой пухлой блондинкой лет тридцати.
– Присаживайся, мы тебя ждали. Хочешь самокрутку?
Открытое и приветливое лицо Летиции внушало симпатию.
Бриони кивнула и, присев на свою койку, взяла предложенную сигарету.
– Трэйси через минутку принесет чай. Белинда обо всем позаботилась. Увидишь ее во время общего чаепития. Будет только сандвич, но обязательно запихни его в себя, потому что до утра больше ничего не дадут.
Бриони прикурила от поднесенного Марлой огонька и попыталась расслабиться. Камера была маленькая и ужасно воняла. Несмотря на доброту сокамерниц, Бриони предпочла бы находиться где угодно, только не здесь. Догадываясь, о чем она думает, Марла улыбнулась.
– Послушай, милая, конечно, сначала это шок. Знаю по собственному опыту. Но я дам тебе маленький совет. Когда ты выйдешь на прогулку, держись так, будто все вокруг принадлежит тебе. Ты – имя, большое имя. Твоя репутация идет впереди тебя. Здесь есть куча маленьких проституток, которые с удовольствием прислуживали бы тебе. Веди себя спокойно, понимаешь?
Бриони глубоко затянулась тоненькой, словно спичка, сигаретой.
– Я понимаю тебя, Марла, но за меня не волнуйся. Я сама способна о себе позаботиться.
Что-то в поведении этой маленькой женщины, в тоне голоса, даже в манере гордо держать голову не позволяло усомниться в ее словах.
Марла усмехнулась.
– Ну ладно, осваивайся. Здесь воняет, здесь вообще паршиво, но ты привыкнешь, хотя сейчас это кажется невероятным. И все-таки я жду не дождусь, когда выйду отсюда.
– За что ты сидишь?
– Воровство, проституция и мошенничество – обычный набор. А вот наша Летиция здесь за большое «У», то есть вы с ней найдете общий язык.
Летиция засмеялась.
– Я под следствием, еще ничего не доказано.
Бриони улыбнулась. Эти две женщины, от которых в другие времена она бежала бы как от чумы, старались сделать ее пребывание в тюрьме сносным, и она была безмерно им благодарна.
– И в убийстве кого тебя обвиняют?
Летиция усмехнулась:
– Моего сутенера. Его звали Делрой Лафайет,[4] хочешь верь, хочешь не верь.
Бриони снова затянулась сигаретой.
– Его стоило убить за одно только имя!
– Вы классно впишетесь сюда, мисс Каванаг. Просто классно, – оценив шутку, заявила Летиция.
Бриони рассмеялась, постепенно обретая душевное равновесие.
Трэйси, разносившая чай, услышала смех за дверью и с удовлетворением отметила про себя, что Бриони Каванаг постепенно приживается. Если она может смеяться, значит, сможет и жить здесь, что бы ни произошло в дальнейшем. Мария Юргенс передала через их с Трэйси общего знакомого кругленькую сумму для Бриони, и Трэйси, со своей стороны, была готова соблюсти все обязательства по договору до последней буквы. Положив пачку сигарет на поднос с чаем, она вошла в комнату.
Белинда, или Большая Белинда, как ее все называли, высматривала новенькую в толпе, когда заключенных выпустили из камер на чаепитие. Она увидела рыжую копну волос между Летицией и Марлой и медленно двинулась навстречу. Белинда сидела за кражу со взломом. Она была рослой, полной, но черты ее лица были правильны и красивы. Проложив себе локтями путь к Бриони, Белинда улыбнулась и протянула ей мягкую пухлую руку:
– Белинда Крэйн, рада познакомиться.
Бриони ответила на улыбку и рукопожатие. В столовую четыре женщины вошли вместе. Бриони чувствовала на себе множество изучающих взглядов. Неожиданно Бриони увидела, что из очереди за волосы тащат девушку. Затем несчастную, невзирая на ее вопли, начали бить лицом о край деревянного стола. Никто не обращал на это внимания. Надзиратели смотрели в другую сторону.
Белинда пояснила:
– Это Мари Молинеро, она сидит за то, что утопила собственного ребенка.
Девушка поплелась к своему стулу и плюхнулась на него. Лицо ее было в крови, она рыдала.
– И не просто утопила. Она держала ребенка лицом в кипятке. Ты можешь понять таких людей?
Бриони покачала головой.
Белинда продолжала болтать, словно ничего не случилось:
– Мария Юргенс позаботилась о том, чтобы тебя здесь хорошо приняли, и я часть этого хорошего. Я главная в этом крыле. Если тебе что нужно, только свистни, и все будет сделано. Но ты под следствием, так что я подожду, пока тебе дадут срок, а уж потом по-серьезному возьмусь за дело. Благодаря твоей репутации здесь все будут с тобой вежливы, да и я постаралась объяснить людям, кто к ним пришел. Но есть тут несколько гнид, которые перерезали бы горло родной бабушке за пачку сигарет. Так что всегда нужно быть начеку.
Бриони взяла со стойки кружку с чаем и поднос, на котором лежали бутерброды с консервированным колбасным фаршем. Она выбрала столик в дальнем углу – с этого места просматривался весь зал. Шум стоял страшный. Бриони подмечала все, что происходило вокруг. Шок от водворения в тюрьму прошел, и она поняла, что пришло время утверждаться в новом обществе.
– Белинда, мне нужно кое о чем подумать. Я помолчу пару минут, хорошо?
Белинда кивнула, искоса посмотрев на двух других женщин. Бриони надкусила бутерброд и скривилась от неприятного металлического привкуса. То, что сказала Белинда, обеспокоило ее. «Пока тебе не дадут срок». Такое ощущение, что ее уже считают виновной. Она сделала глоток горячего сладкого чая, и ей стало лучше. Этот чай напомнил чай ее детства, напомнил о доме. Бриони спросила:
– Через кого держит связь Мария? Через эту надзирательницу Трэйси?
Белинда кивнула.
– Тогда скажи Трэйси, что мне нужно сегодня передать отсюда записку. Я хочу видеть своего адвоката, и быстро.
Белинда снова кивнула. Сила, исходившая от этой маленькой женщины, властные интонации в ее голосе заставляли повиноваться без рассуждений.
Постепенно завязался разговор, и Белинда с Бриони мило болтали, пока не прозвенел звонок, призывавший возвращаться в камеры. Когда женщины поднимались по лестнице на свой этаж, надзирательница Мэрилин, уперев руки в боки, преградила Бриони дорогу. Разговоры смолкли в мгновение ока, испуганные лица тут же повернулись в другую сторону. Глядя в жестокое лицо тюремщицы, Бриони почувствовала, как волосы у нее на затылке встают дыбом. Остальные надзирательницы ожидали, чем все закончится.
– Вы мне не нравитесь, леди, – ядовито произнесла Мэрилин.
– Насчет «леди» это вы правы, – усмехнулась Бриони. – А теперь прочь с дороги.
Даже Белинда подалась назад, когда Мэрилин занесла кулак. Бриони схватила тюремщицу за униформу и, рванув что было сил, одновременно развернулась, броском послав Мэрилин вниз по ступенькам железной лестницы. Медленно спустившись вслед за ней и присев, Бриони прошептала:
– Ты тоже мне не нравишься, жирная тварь, очень не нравишься. Ты зашла слишком далеко, и я тебя убью. Обещаю.
Встав с колен, она поправила прическу и спокойно пошла вверх по лестнице на свой этаж. Разговоры возобновились сразу после того, как она благополучно скрылась в своей камере.
Томми проснулся от чьего-то крика. Он осторожно протер глаза, подавив зевок.
– Заткнись! – Его сокамерник Тимми Карлтон в гневе молотил кулаками подушку. – Я больше не могу выносить этого чертова ревуна. Первое, что я сделаю утром, так это утоплю его в унитазе.
Томми засмеялся:
– Он еще ребенок. Он боится.
– Да, утром он будет бояться. Я дам ему хорошую пилюлю от крика.
– Ну хватит, не заводись. Дай мне лучше сигарету.
Тимми достал из-под подушки портсигар и дал Томми самокрутку.
Томми закурил и сказал:
– Ты не мог сделать ее еще тоньше? Все равно что спичку куришь.
– Кури! Сигарета есть сигарета. Если бы ты не отдал все свои этому орущему сутенеру, у нас сейчас было бы более приличное курево.
Томми усмехнулся:
– Тимми и Томми. Звучит почти одинаково.
Тимми глубоко затянулся и серьезно спросил:
– А ты что такой веселый, Томми? Положил на все? Тебе ведь могут дать большой срок.
4
Имя «Делрой» и само по себе по-английски звучит вычурны, а тем более в сочетании с такой фамилией (маркиз Мари-Жозеф Лафайет был героем Войны за независимость США, Великой Французской революции и Июльской революции 1830 г.).