Сьюзи процедила сквозь зубы:
– Ты не на сцене, мама, кроме меня здесь зрителей больше нет. Что до этого чертова ребенка, то он мне не нужен. Я ненавижу свою беременность, я ненавижу жизнь здесь. – Она закусила губу, чтобы остановить дрожь, и сказала срывающимся голосом: – Я рада, что он мертв. Я ненавидела его. Я ненавидела все, что было связано с ним.
Дорин откинулась на спинку стула, затем встала, подошла к дочери и без предупреждения отвесила ей звонкую пощечину.
– Ты, маленькая сучка! Если эти слова кто-нибудь услышит, у тебя будут большие проблемы. Ты сама стремилась охмурить Бойси, нечего теперь плевать на его могилу. Как вспомню, какой позор нам пришлось вынести из-за того, что мы связались с семьей Каванаг, так бы и удавила тебя собственными руками, но ребенок ни в чем не виноват. Понимаешь ли ты, в какие игры играешь, тихоня с расчетливыми мозгами? Если Бриони услышит твои слова, ты запоешь совсем другую песню.
– Уйди, мама!
– Ну уж дудки! Ты уехала из того прекрасного дома с красивой мебелью. Мы с отцом могли бы переехать туда к тебе и смотреть за ребенком, так нет же! Ты прибежала сюда, как избалованное дитя!
Сьюзи злорадно усмехнулась, когда мать наконец-то выдала себя, назвав настоящую причину своего раздражения. Дорин мечтала, воспитывая внука, жить в огромном особняке и при этом находиться на полном довольствии. Сьюзи давно уже ее раскусила.
– Ты никогда не будешь жить в том доме, мама, говорю тебе это прямо.
Дорин оскалила зубы и произнесла:
– Какая же ты сучка, Сьюзи Рэнкинс, ну и сучка! Как подумаю, что я воспитывала тебя, отдавала тебе лучший кусок…
Звонок в дверь прервал тираду Дорин.
Сьюзи вовсе не считала себя ангелом. Если бы мать знала, сколько ей платили за интервью, ее хватил бы удар. Но у Сьюзи была цель, во имя которой она старалась побольше заработать. Как только она избавится от ребенка, она уедет и начнет жизнь сначала. Фамилия Каванаг, которая так влекла ее, когда она встретилась с Бойси, теперь вызывала у нее отвращение. На нее показывали пальцами, на нее глазели, у нее за спиной шептались каждый раз, когда она появлялась на улице.
Она похолодела, услышав, как мать говорит:
– О, привет, Бриони, заходи. Ты как раз к чаю.
Бриони быстро вошла в комнату.
– Здравствуй, Сьюзи, дорогая.
Сьюзи заставила себя спокойно ответить:
– Здравствуй, Бриони.
Дорин, которой Бриони внушала благоговейный ужас, пошла готовить чай, оставив их наедине.
Бриони села на стул, на котором только что сидела Дорин, и улыбнулась.
– Как ты себя чувствуешь?
Сьюзи закурила сигарету и вымученно улыбнулась в ответ, выпустив большое облако дыма.
– Вроде нормально.
Бриони похлопала Сьюзи по руке, и та вздрогнула от неожиданности.
– Успокойся, Сьюзи, а то можно подумать, будто ты чего-то боишься, – сказала Бриони с печалью в голосе. – Я знаю, ты чувствуешь опустошенность после того, что случилось с Бойси. Он был хорошим мальчиком, мой Бойси. Добрым, хорошим мальчиком. Я так скучаю по нему.
Сьюзи затянулась сигаретой и промолчала.
– Ты давно ходила к доктору?
– У меня все в порядке. Единственное, чего я хочу, – чтобы все это поскорее закончилось.
– Я тебя понимаю, но время пролетит незаметно. Все закончится гораздо скорее, чем ты думаешь.
Дорин ворвалась с чаем и принялась болтать.
– Я говорила, что ей нужно вернуться в свой дом. Здесь нет места для ребенка. Я предложила ей поехать туда вместе. В конце концов, это ведь теперь ее дом, не так ли? – Голос Дорин звучал нарочито невинно.
Бриони на несколько секунд закрыла глаза, сдерживая гнев.
– Да, это ее дом, но, может быть, он слишком о многом ей напоминает? Так, Сьюзи?
Сьюзи заставила себя посмотреть Бриони в глаза и благодарно улыбнулась:
– Да, все так. Я не хочу возвращаться в тот дом. Я не могу смотреть в глаза соседям после того, что случилось.
Бриони отхлебнула чаю и понимающе кивнула.
– Я подумала, может, тебе пожить у меня, пока не появится ребенок?
– Нет, не надо. Я хочу жить здесь, с моей мамой. Я не хочу никуда идти! – В голосе Сьюзи слышалась паника.
– Хорошо, хорошо, успокойся. Это всего лишь предложение. В тяжелые времена каждому хочется быть среди близких людей. Я понимаю. Но ты носишь в себе все, что осталось у меня от Бойси. Это мой внук. Ты же знаешь, что я всегда считала близнецов своими детьми. Я слышала, ты много общалась с репортерами. Не спрашивали они тебя, почему ты не пришла на похороны?
Сьюзи уставилась в чашку. Она явно не желала отвечать.
– Если тебе так остро требовались деньги, тебе следовало обратиться ко мне. Особенно сейчас, когда ты ждешь ребенка. Если ты позволишь мне видеть ребенка регулярно, у тебя ни в чем не будет нужды. Я заказала тебе место в частной клинике. Там тебя не смогут доставать журналисты, когда подойдет срок. Вряд ли ты хочешь, чтобы твои роды стали достоянием общественности. – Открыв сумочку, Бриони извлекла из нее визитную карточку. – Вот адрес и телефон клиники. Позвони им и договорись о консультациях. Я оплачу счет, так что не беспокойся о расходах. Они принимали роды у принцессы Маргарет. Для ребенка Бойси все только самое лучшее. – Встав, она нежно поцеловала Сьюзи в щеку. – Береги себя, дорогая, скоро увидимся.
Сьюзи смотрела в чашку, разглядывая чаинки на дне. Она никогда не отделается от этих Каванаг.
Бриони вернулась домой с тяжелым сердцем. Она стремилась наладить контакт со Сьюзи, полюбить ее. Если она хочет видеть своего внука, она должна это сделать.
Томми разговаривал по телефону в своем кабинете и не видел, как она вошла.
– Не беспокойся, моя любовь, я приду. Бриони следит за мной, как ястреб, но не может же она все время быть начеку. – Он засмеялся снова.
Бриони почувствовала себя так, будто кто-то ударил ее в солнечное сплетение. Ей стало нечем дышать. Она отступила в холл. До нее доносился голос Томми:
– Хорошо, увидимся. Я тебя тоже.
Собравшись с духом, она вошла в кабинет.
– Кто это был, Том? – голос ее срывался. Томми широко улыбнулся ей.
– Привет, Бри. – Он пересек комнату и крепко ее обнял. – Как все прошло со Сьюзи?
Бриони высвободилась из его объятий.
– Хорошо. Ты с кем разговаривал по телефону?
Томми махнул рукой:
– А, толстый Питер. У меня с ним кое-какие дела. Ты рано вернулась.
– Да, я не пошла к Бернадетт. Я схожу к ней позже.
– Я набросал утром пару строк Дэнни, опущу письмо, когда буду на улице. Завтра его переводят в тюрьму на острове, и я подумал, что стоит его немного подбодрить, пока он не акклиматизируется там. – Томми посмотрел на часы. – У меня есть пять минут до ухода – может, быстренько по чашечке чая?
Зазвонил телефон, и Томми опрометью бросился к нему.
– Здравствуйте… О, привет, Берни. Подожди, она здесь. – Он передал трубку Бриони и выскочил из комнаты, оставив Бриони в полнейшем смятении.
– Я перезвоню тебе, Бернадетт, – сказала Бриони и повесила трубку.
Она закусила губу. С каких это пор он стал называть толстого Питера «моя любовь»?
Бернадетт лежала в затененной комнате с фланелевой повязкой на глазах.
– О, Бри, какое это мучение, – сквозь зубы процедила она.
– Ну, если ты подтягиваешь кожу, нужно ожидать, что будет немного больно. – В голосе Бриони не слышалось никакого сочувствия. – Он прорезал твою кожу до кости…
– Ой, заткнись, Бри, мне и так хреново!
– Что же ты тогда не осталась в клинике? Ты вот уже неделю как дома и все стонешь и стонешь.
– Ты знаешь почему. Я не могу оставить Маркуса одного и на пять минут. Ты ведь знаешь, какой он.
Бриони не засмеялась, как обычно, а серьезно спросила:
– Неужели он все еще ходит на сторону?
– На данный момент не знаю ничего определенного, но не хочу давать этому негодяю ни единого шанса. Все мужчины одинаковые: улыбочка, пара сисек – и они готовы.
Бриони холодно заметила:
– Не все мужчины такие.
Бернадетт мягко рассмеялась: