– Мы усилим охрану. Черт возьми, Бри, да в наши дома сейчас даже муха не сможет залететь незамеченной.
– Я думаю, мы должны все рассказать девочкам. Они вправе знать об этом.
Томми рассерженно отодвинул от себя тарелку.
– Рассказать? Чтобы началась паника и они все разбежались? Чем меньше девушек в курсе дела, тем лучше. Если в городе заговорят о том, что у Бриони и Томми проблемы, то нам не поздоровится. Нет уж, мы должны держать все в секрете, должны подождать и посмотреть, что будет. Если бы с девушкой расправился какой-нибудь маньяк, то тело не прислали бы. Труп Жинелль – предупреждение лично нам.
– Конечно, тебе-то что? Не тебе ведь идти к матери Жинелль и сообщать, что ее дочь мертва. Мне еще нужно придумать историю, будто с ней произошел несчастный случай или что-нибудь в этом роде. Как я скажу матери, что ее дочь, ее единственная кормилица разделана на куски, словно коровья туша?!
Томми встал и, обойдя круглый стол, подошел к Бриони. Он нежно обнял ее и прижал к себе.
– Послушай, любимая, постарайся расслабиться. Как только мы узнаем, кто это сделал, он не жилец.
Бриони подтвердила:
– О да, он не жилец, Томми. Я уничтожу его сама. Своими собственными руками.
Он крепче прижал ее к себе. Еще никогда в жизни он не видел Бриони такой. Казалось, смерть Жинелль задела ее лично – словно погибшая была ее дочерью или сестрой. Томми не мог понять, какие чувства Бриони испытывает к своим девушкам. А она любила их. Всех вместе и каждую в отдельности.
Мария Юргенс была женщиной крупной. Ее отца, шведского матроса, отличали высокий рост и могучее телосложение. Ее мать была ирландка. Мария унаследовала стать и белокурые волосы отца вкупе с ирландским характером матери. Двадцать лет назад Мария пользовалась огромным спросом у мужчин. Ее большая грудь и тонкая талия в сочетании с высоким ростом и прекрасным цветом волос заставляли богатых мужчин терять голову.
Мария понимала, что получает безумные деньги только благодаря своей неординарной внешности, и всячески старалась еще подчеркнуть эту необычность. Она носила туфли на высоченных каблуках и потому казалась даже выше, чем на самом деле. Девушку крайне забавляло то, что большинство ее клиентов были мужчинами маленького роста – она от души смеялась над этим, складывая гинеи в кошелек. Сейчас, глядя на коротышку, сидевшего перед ней, Мария снова с трудом подавляла смех. Мужчина достал сигару. Судя по запаху, сигара была дорогой, а по размеру практически не уступала росту коротышки.
– Ну, Мария, что скажешь?
Она сплюнула в камин и безразлично пожала плечами.
– Мне нужно все хорошенько обдумать. Я дам тебе ответ завтра.
Она заметила, что ее собеседник нахмурился, и вновь подавила в себе желание рассмеяться.
– Ты вообще понимаешь, что я тебе предлагаю?
Она кивнула:
– Понимаю.
– Ну и что ты об этом думаешь?
– Мистер Болджер, прежде чем принять предложение, я всегда хорошенько его обдумываю. Мне кажется, именно так дела и делаются.
– Как тебе будет угодно, Мария. Завтра утром я жду ответ. Он встал. Женщина также поднялась, чтобы проводить его.
Возвышаясь над ним, она протянула ему свою огромную руку с ярко-красными ногтями и крепко сжала его ладонь, демонстрируя силу. Когда мужчина удалился, Мария позвонила в колокольчик. В комнату вошла молоденькая служанка, и Мария, мило ей улыбнувшись, сказала:
– Принеси-ка мне виски и чего-нибудь перекусить.
– Да, мэм.
Мария откинулась на спинку кресла и задумалась. Болджер был обычным бандитом, хотя и очень жестоким. Этот замысел – уничтожить Бриони Каванаг и Томми Лейна – не мог возникнуть в его пустой голове. Его явно кто-то надоумил. Любая дельная мысль в голове Болджера умерла бы, не вынеся одиночества. Нет, здесь, безусловно, замешан кто-то еще.
Служанка принесла поднос с виски и едой. Поблагодарив, Мария велела ей вызвать Большого Джона. В ожидании она написала записку Бриони Каванаг, пригласив ее к себе в заведение в семь часов вечера. Две сучки сговорятся быстрее, чем сучка с кобелем. От людей Мария слышала, что с этой Бриони Каванаг надо держать ухо востро.
Сэнди Ливингстон шел со своим сыном Питом по Каледония-стрит. Мальчик до смешного походил на отца. Питу недавно исполнилось пятнадцать, но он уже догнал папашу по росту. У обоих были голубые водянистые глаза, красноватый цвет лица и рыжеватые волосы и брови, из-за которых Сэнди и получил свое прозвище.[2] Пит обожал отца. Он знал, что Ливингстон-старший известен своей силой, что ему платят хорошие деньги за устранение неугодных людей, и с нетерпением ждал того дня, когда сможет присоединиться к отцу и продолжить семейное дело. Его старшие братья уже работали сами, зарабатывая себе славу. Семья Ливингстонов была силой, с которой считались во всем Ист-Энде.
Сэнди увидел, что им навстречу идет Бриони, и поздоровался:
– Здравствуйте, мисс Каванаг.
Бриони лениво улыбнулась:
– Привет, Сэнди. Не зайдешь на минуту? Мне нужно с тобой поговорить.
Просьба удивила Ливингстона, но он не задумываясь пошел следом за Бриони в маленький домик с террасой. Он знал Томми, а через него и Бриони Каванаг. Сэнди уважал ее, что было удивительно, поскольку он презирал всех женщин на свете, включая собственную жену, которая родила ему сыновей, а теперь не ждала от него ничего, кроме подзатыльников, получая их по меньшей мере трижды в неделю.
Пит с напускным безразличием вошел в небольшой домик вместе отцом, засунув для солидности руки в карманы. В гостиной они увидели Томми Лейна и двух огромных арабов.
– Привет, Томми. Как дела?
Сэнди окинул взглядом комнату, и по его спине пробежал холодок страха.
Внезапно арабы схватили его и прижали к стенке.
– Что вы делаете? Оставьте моего старика в покое!
Пит был потрясен. Его отец, этот огромный мужик, которым он так гордился, явно испугался, и это потрясло мальчика до глубины души. Бриони отпихнула Пита в сторону.
– Заткнись, и все будет в порядке.
Сэнди облизнул губы желтым прокуренным языком.
– Послушайте, мисс Каванаг, я не знаю, что здесь происходит, но, клянусь, в чем бы вы меня ни подозревали, я этого не делал!
Бриони и Томми рассмеялись. Бриони запустила руку за пояс его брюк и достала большой разделочный нож, который Сэнди там прятал. Она вытащила оружие из кожаных ножен, несколько секунд рассматривала, затем поднесла его к горлу пленника.
– Эта штучка очень опасна, Сэнди, ею можно причинить массу неприятностей, – порезать кого-нибудь, например. Ты ведь именно это хорошо умеешь делать, не так ли? Резать людей? За кругленькую сумму?
– Сыном клянусь, я не причинял вреда вашим друзьям…
– Заткнись и слушай! Я сейчас задам тебе несколько вопросов, и если соврешь мне, ты покойник, Сэнди. Я не шучу.
Ты зарезал одну из моих девочек, Сэнди? Маленькую такую блондиночку по имени Жинелль? Бог свидетель, если ты соврешь, я перережу тебе горло собственными руками.
Сэнди посмотрел сверху вниз на маленькую девушку, стоявшую перед ним. Встретив жесткий взгляд ее зеленых глаз, он судорожно сглотнул слюну.
– Нет, я не режу шлюх. Клянусь вам, я не режу шлюх! Даже за бабки.
Бриони медленно кивнула. Она видела, что мужчина боится.
– Кто же тогда режет, Сэнди? Вы, головорезы, все знаете друг дружку, вы же общаетесь между собой. Кто зарезал мою девочку? Назови мне только имя, и с тобой ничего не случится.
Пит видел, что отец борется с собой. Стукачество считалось страшным грехом для человека его профессии. Попадаясь, головорезы вроде Ливингстона покорно мотали свой срок, держа рот па замке, и выходили на свободу с чистой совестью, довольные тем, что не запятнали бандитской чести. Затаив дыхание Пит наблюдал за отцом.
– Я слышал, что Вилли Болджер вчера пришил проститутку в доках. Но это только так, слух, ничего больше, один парень сказал. Я не знаю, правда это или нет…