Не одна бессонная ночь прошла у нее в размышлениях. Как Джейсон к ней относится? Что намерен делать? Обращался он с ней холодно, почти равнодушно. Правда, следил за тем, чтобы у нее было все необходимое, сдерживал лошадь, чтобы ехать рядом с ее фургоном, вежливо спрашивал, как она себя чувствует. Но это было то же, что и по отношению к Николасу — ее он тоже игнорировал!
Почему, спрашивала она себя каждую ночь, почему он так отдаляется от нее? Зачем тогда он разыскал ее и заставил ехать с ним?
Конечно, здесь не было уединенных мест, но все-таки, упрямо говорила она себе, при желании они могли бы поговорить — если бы только он этого захотел. Даже простой, ничего не значащий повседневный разговор лучше, чем эта привычка пристально смотреть сквозь нее. Теперь она с болью вспомнила те дни в Париже. Иногда глаза его загорались, но проблеск чувств тут же исчезал. Желание? Ненависть? Что это было?
Ее немилосердно изводило его молчание по поводу их будущего. Что бы она ни делала, ее мучило беспокойство: что же ему нужно от нее? Совершенно отчаявшись, как-то ночью она решила, что он замыслил страшную месть, но не хочет настораживать ее прежде времени. Эти мрачные мысли лишили ее последней надежды уснуть, она осторожно выбралась из фургона и села на жесткое деревянное сиденье, уставившись в глубину ночи.
Мягкие серебряные дорожки ущербной луны освещали лагерь. Все спали, кроме мужчин, стоявших на часах. Тут и там в неясном свете потухающих костров она видела очертания спящих. Она подумала, замечают ли они, какие странные отношения существуют между ней и Джейсоном? Как всегда, ее мысли обратились к мужу. Где он? Спит где-то впереди? Проверяет посты?
Внезапно, как будто ее бессвязные мысли дошли до него, он возник рядом и резко спросил:
— Какого черта ты здесь делаешь?
От неожиданности она чуть не свалилась со своего жесткого сиденья, если бы не его стальные руки. На мгновение они прижали ее к его телу, и это мгновение она так и висела, почти лежа на его груди, подняв свое лицо к его лицу. Но все продолжалось лишь секунду. Пробормотав проклятие, он поставил ее на землю, его губы жадно искали ее рот.
Вспомнив его реакцию на ее неосторожное ответное чувство в Белле Виста, она воспротивилась волне жгучего желания, охватившего ее. На этот раз он не собирался возлагать на нее ответственность за собственные чувства, но она настойчиво отодвигалась от него, насколько позволяли его руки, а ее губы, обычно такие теплые и мягкие, были крепко сжаты. Осознав, что она делает, но не зная, что за этим стоит, он ослабил объятия и поднял голову — его глаза блестели в неясном свете.
— Поддразниваешь? — Его ладонь тихонько поглаживала ее обнаженную руку, прозрачная и легкая сорочка слегка прикрывала ее грудь, и дрожь желания — желания, чтобы его тело взяло ее — пробегала по ней, когда его глаза замерли на неясных очертаниях ее сосков под тканью.
Она была охвачена не только желанием, но и злостью — на свою неодолимую слабость перед ним. Что бы она ни делала, было неверным! Она видела его низко склоненное лицо, напряженный подбородок и подрагивающий мускул на щеке. Тихим голосом, задрожавшим от внезапной ярости, она прошипела:
— Что же ты хочешь, Джейсон? Когда я тебе отвечаю, я — шлюха. Когда я этого не делаю, я дразню тебя. Скажи, какую роль я должна играть, чтобы ты был доволен! — злобно закончила она.
Губы Джейсона от ярости сжались так же, как и ее, он больно схватил ее за руку.
— Послушай, — с трудом произнес он, — нам стоит поговорить. Но здесь не время и не место. То, что ты сидишь ночью около фургона, преднамеренно или случайно, служит приглашением для любого мужчины. Мне жаль, — с сарказмом добавил он, — если я не так истолковал твои поступки.
— Почему же тебе жаль? — с таким же сарказмом парировала она. — В прошлом я этого не замечала.
Она вырвала руку и повернулась, чтобы взобраться в фургон, но его руки тисками обхватили ее за плечи и развернули к нему лицом.
— Будь ты проклята! Ты самая упрямая, вспыльчивая и сварливая женщина, какую я когда-либо встречал. Мне кажется, для нас существует лишь единственный способ решения, — мрачно сказал он. И прежде чем она поняла значение сказанного, он нагнулся и поднял одеяло, которое лежало на земле рядом с передним колесом телеги.
Она тупо смотрел на него, потом озадаченно спросила:
— Ты все время спал здесь? Тяжело дыша, он огрызнулся:
— Да! Каждую ночь, как верный пес, охраняющий свою хозяйку!
Резко рассмеявшись при этих словах, — он потащил ее за собой, широкими шагами удаляясь от спящего лагеря.
Внезапно догадавшись, что он задумал, она взмолилась:
— Джейсон, отпусти меня! Отпусти меня обратно! Он зло посмотрел на нее:
— Вряд ли! Мы можем говорить лишь одним способом — и я желаю говорить!
Когда фургоны скрылись за деревьями и кустами, он резко остановился и бросил одеяло на мягкий ковер из сосновых иголок. Кэтрин сделала еще одну попытку и нелепо пригрозила:
— Я буду кричать!
— Нет, не будешь! Твой рот будет слишком занят! — Он жадно притянул ее к себе — на этот раз ему не нужно было ее ответа.
Кэтрин ослабла от сознания неизбежного — она хочет его, в таком случае, зачем же притворяться? И она не сопротивлялась водовороту страсти, болью отзывавшейся у нее в пояснице. Когда Джейсон потянул ее вниз на одеяло и снял с нее ночную сорочку, она не противилась, отогнав слабую мысль, что потом она будет ненавидеть и себя и его. Страсть опалила ее всю, каждая клеточка ее существа горела огнем страстного желания. Ее рот жаждал губ Джейсона, ее руки смело и бесстыдно ласкали его тело, как и он ее.
Она подвергла его танталовым мукам: разжигая страсть, ее пальцы медленно скользили вниз по груди, медленно-медленно достигли его плоского живота и паха и остановились. Джейсон, который застыл при ее первом легком прикосновении, исступленно прорычал: «Быстрее, котенок!» И потянул ее руку вниз, туда, где он желал ее чувствовать. Потом, как бы в наказание за то, что она дразнила его, он играл с ней: его руки и губы ласкали знакомые изгибы тела, потом, поставив колено между ее бедер, он раздвинул ее ноги. Его руки и пальцы вызывали такую сладостную боль, что Кэтрин подумала, она умрет от желания, если он сейчас же не возьмет ее. Ее тело возбужденно выгнулось, она дала ему понять, чего хочет, и затем, когда ее губы умоляюще раскрылись, он взял ее, прервав ее удовлетворенный стон и почти причинив ей боль. Чувствуя, как двигается в ней, как впивается в нее своим большим телом, как руки его сжимают ее ягодицы, а губы впитывают ее губы, Кэтрин не ощущала ничего, кроме Джейсона, и того, что он ей давал. И его имя звучало в ней дрожайшей тетивой:
Джейсон, Джейсон, ДЖЕЙСОН!
Потом, когда она вернулась в реальный мир, его руки все еще нежно ласкали ее, а губы слегка пощипывали шею: она услышала, как он сказал со смехом:
— Ты, маленькая дикая кошка, зачем расцарапала мне спину?
И, прижавшись к ее гладким плечам, пробормотал:
— Хм, котенок, я так скучал по тебе. Ты, как огонь в моей крови, но, — извиняясь, добавил он, — тебе лучше вернуться назад, пока на нас не наткнулся один из дежурных — или, что еще хуже, пока кто-нибудь не решил украсить свой пояс нашими скальпами. А вообще-то лучше бы никому не обнаруживать нас.
Легкий шорох сзади заставил Джейсона тут же выхватить нож, который Кэтрин не замечала и который появился в его руке как по волшебству. Схватив одеяло, она инстинктивно откатилась в сторону, чтобы освободить ему путь. Внезапный тихий смех Джейсона заставил ее поднять глаза — в двух футах, не более, с бесстрастным лицом стоял Пьющий Кровь!