Кэтрин лежала, уставившись в потолок невидящим взглядом. Казалось, она даже не заметила, что он вошел в комнату. Он молча занялся хозяйственными делами, краешком глаза наблюдая за ней. Интересно, о чем она сейчас думает? А думала она о нем, о том, что повода для беспокойства уже нет, Джейсон не позволит причинить ей вред. Она не винила его в том, что произошло, вернее, не винила только его одного. Он должен был сказать, почему нельзя было ехать одной тем утром. Должен был. Конечно, и она хороша. Сколько бы горя они избежали, послушайся она его тогда! Кэтрин горестно вздохнула. Услышав этот вздох сожаления, Джейсон повернулся к ней, вопросительно подняв брови.
— Я только что думала о том, что если бы тем утром осталась дома, все было бы совсем иначе, — честно призналась она, отвечая на его немой вопрос.
— Не вини себя! Я тысячу раз говорил себе, что ничего бы не случилось, если бы я тогда предупредил, что появился Давалос. Мне следовало немедленно сказать тебе об этом. Я этого не сделал, и ты страдала из-за моего непростительного, упрямого молчания.
— Ты… ты говоришь, что виноват? На его губах появилась знакомая ей кривая усмешка, он опустился на колени и взял ее руку в свои.
— Тебе удивительно слышать от меня, что я совершил ужасную ошибку? Непривычно, что я прошу прощения за боль и страдания, которые ты вынесла из-за моей самонадеянности?
— Самонадеянности? — В ее голосе слышалось изумление. Он кивнул.
— С моей стороны было слишком самонадеянно думать, что я смогу предусмотреть все поступки Давалоса.
Кэтрин замерла. Этот незнакомец с виноватыми глазами и мягким голосом смущал ее. Она была в смятении от его ласкового прикосновения. Кэтрин приготовилась к бурному, яростному взрыву, но спокойный, признающий свою вину человек сбил ее с толку, и, запинаясь, она сказала:
— Это была не только твоя вина.
— Джейсон нежно гладил ее руку своими загорелыми пальцами, потом внезапно поднял голову — как хорошо знала она этот злой взгляд. Гораздо лучше, с горечью подумала Кэтрин, чем то выражение нежности, которое было на его лице мгновение назад.
— Нет, это была моя вина, — сказал он резко, затем тяжело вздохнул и уже более спокойно добавил:
— Сейчас не время спорить. Оставим это. Я предпочитаю сражаться на равных, а сейчас у меня такое чувство, что своим ботинком я раздавил месячного котенка.
Она почувствовала себя задетой; Не хватает, чтобы ее жалели! Ее гордость не могла вынести этого, и она огрызнулась:
— Пусть это тебя не останавливает!
Он ухмыльнулся на ее злобный выпад и почти пропел:
— Моя маленькая волшебница!
Она ответила ему яростным взглядом и без всякого перехода сказала:
— Я голодна.
Джейсон рассмеялся, а чуть позже Кэтрин наблюдала, как он достает куски хлеба, вяленое мясо и головку желтого сыра.
Возможно, это не была та диетическая пища, которая требуется для больной, но Кэтрин быстро управилась с ней. Джейсон молча протянул ей чашку с прохладной озерной водой, и она с благодарностью запила хлеб и мясо. Он ждал, когда она закончит с едой, и со вздохом сказал:
— Не думаю, что это самая лучшая пища в твоем положении. Пока не стемнело, поставлю-ка я пару силков. Я, конечно, не сравниваю себя с нашим поваром в имении, но приготовить тушеное мясо и бульон смогу. Главное, чтобы было мясо!
Кэтрин теперь во всем от него зависела. Она думала, что умрет от смущения, когда в первый же вечер, невзирая на ее протесты, он обмыл ее грязное и избитое тело теплой водой, согрев ее в большом черном чайнике на очаге. Ее грязную окровавленную одежду он бросил в угол, как настоящая сиделка разорвал на бинты одну свою рубашку, а в другую завернул ее. Мягкая льняная ткань живительно прильнула к ее измученному телу, и она с благодарностью откинулась на кровати.
Лицо Джейсона, когда он осторожно обмывал ее тело, было только заботливым, он прикасался к ней так, как это сделала бы мать.
Лишь после этого Джейсон попросил Кэтрин рассказать обо всем, что с ней произошло. Но Кэтрин не могла говорить — ни об изнасиловании, ни о том, что она убила человека. Настойчивые вопросы мужа привели к тому, что она уткнулась лицом в подушку и прошептала:
— Я не хочу говорить об этом. Джейсон оставил ее в покое — позже все выяснится, сейчас ей нужно отдохнуть и окрепнуть. Ему не хотелось думать об утраченном ребенке, слава Богу у них есть Николае, он любим и в безопасности в Терр дю Кер. Теперь там бабушка и дедушка, которые, нужно думать, откликаются на каждое требование юного джентльмена. Последствия этого они еще почувствуют, когда вернутся домой.
На следующее утро в ловушке, поставленной накануне, Джейсон нашел молодого оленя. Он сварил крепкий бульон, который Кэтрин нашла восхитительным. В течение следующих дней Джейсон изощрялся как мог, готовя ей вкусные блюда. Он боялся, что у нее начнется жар, но этого не случилось, и чувство страха за нее начало постепенно отступать.
Джейсон почти не оставлял ее одну, отлучаясь лишь на то, чтобы принести воды, присмотреть за лошадьми и проверить силки. Он быстро справлялся с этой работой и тут же возвращался в хижину. Дважды в день, перед рассветом и перед закатом, он уходил проверять, нет ли каких знаков, говорящих о приближении Давалоса. Ему не хотелось оказаться захваченным врасплох. Когда Джейсон сидел на пороге хижины, глядя на горизонт, где высокие темные деревья встречались с голубым чистым небом, Кэтрин не могла бы сказать по его лицу, тревожило ли его что-нибудь. Сама она тосковала по сыну и по Терр дю Кер, и по своей матери — Джейсон рассказал о ее приезде. Но больше всего ей хотелось, чтобы было нарушено их уединение.
Они мало говорили, обычно Джейсон задавал ей вопросы и получал односложные ответы. Оба понимали, что им многое нужно обсудить, но они не торопились. Кэтрин постепенно набиралась сил. На третий день он разрешил ей встать, но при первых же признаках усталости грубо отправил ее обратно в кровать. Не зная почему, она разразилась слезами, и это потрясло их обоих. Джейсон обнял ее вздрагивающее тело, его губы нежно прикасались к заплаканному лицу, голос дрожал, когда он успокаивал Кэтрин.
— Не надо так плакать, маленькая моя любовь. Я больше, не буду грубить, но ты так упряма, что иногда это сводит меня с ума. Успокойся. Конечно, я животное, и, когда выздоровеешь, ты сможешь отомстить мне.
Всхлипнув еще раз, она посмотрела ему в лицо, переполненное нежностью. Наверно, это из-за болезни, в изумлении решила она. Не мог же Джейсон смотреть на нее с любовью?
Легко поцеловав ее в нос, он спросил:
— Теперь лучше?
Кэтрин вдруг одарила его широкой улыбкой, от которой у него слегка закружилась голова. Губы его медленно раздвинулись в ответной улыбке.
На следующий день он опять разрешил ей подняться, но лишь на шестой день позволил надеть брюки и рубашку, которые привез для нее… Часть дня он заставлял ее отдыхать, но вечером после обеда, когда они впервые ели вместе за деревянным столом, он разрешил ей присоединиться к нему и посмотреть, как садится солнце. Обняв рукой за плечи, он прижал Кэтрин к себе и поцеловал в лоб. Стоя рядом с мужем, любуясь гаснущими красками дня, она хотела, чтобы это мгновение продолжалось вечно. Но солнце быстро село, и Джейсон, чувствуя, как она дрожит от вечерней прохлады, нежно увел ее у дом.
Здесь она налила себе кофе из кофейника, который стоял на краю очага, и спросила:
— Еще слишком рано, чтобы ложиться спать. Что мы будем делать?
Джейсон насмешливо улыбнулся, и, поняв, что скрывается в ее невинном вопросе, она тут же воскликнула:
— О, я не имела в виду это! Просто хотела сказать, что мне еще не хочется спать, и я не хочу, чтобы ты укладывал меня в постель, как уставшего ребенка!
— Я никогда не укладывал тебя в постель, как ребенка.