— Даже очень неплохо. Я, пожалуй, займусь этим.
— Да, пожалуйста.
Клео встала.
— Пойду я. Не хочу мешать тебе отдыхать. Если что-нибудь нужно, говори, пока я не ушла.
Чанс перевел взгляд на белые джинсы Клео, затем снова взглянул ей в лицо. Перед его глазами пронеслись картины их близости.
— Кое-что очень нужно. Но вот захочешь ли ты сделать это?
— Ты неисправим. — Щеки Клео вспыхнули.
— Ты действуешь на меня сильнее любого болеутоляющего лекарства, — раздались ей вдогонку слова Чанса.
Оставшись один, он впервые за все это время довольно улыбнулся, но почти тут же нахмурился. Ему еще долго придется спать одному!
Выздоровление Чанса шло медленно. К тому времени, когда доктор разрешил ему садиться, Клео и Пит уже закончили заготовку сена. Осень была не за горами. Ночи становились холоднее, и навещавшая Чанса Рози все чаще и чаще говорила о начале нового учебного года. Беззаботная болтовня с девочкой обо всем на свете стала для Чанса самым приятным временем в течение долгого дня.
Клео перестала заходить к нему днем и появлялась лишь вечером, чтобы рассказать о том, что произошло за день на ранчо. Она садилась поближе к кровати и подробно описывала, что и как сделали они с Питом. Второе письмо Джона Холби, в котором тот сообщал о положительном ответе на запрос о кредите, Клео передала Чансу, стараясь ничем не проявить своих чувств. Она вообще старалась избегать проявлений своего отношения к чему бы то ни было — реакция Чанса на любое окрашенное личным отношением слово или жест была столь же стремительной, как у кота, подстерегающего мышь.
Постепенно, шаг за шагом, Чанс восстанавливал былую силу и подвижность. Он начал передвигаться по коридору второго этажа, осторожно выверяя каждое движение. Попробовать свои силы на лестнице он еще не решался, но Клео ясно видела, что близится день, когда он окончательно встанет на ноги. Ей не очень хотелось, чтобы Рози пришлось прервать занятия в середине семестра, но и покинуть ранчо до полного выздоровления Чанса представлялось ей невозможным.
То, что он был более здоров, чем ей думалось, доказал один из вечеров августа. Чанс лежал такой худой, что издали его тела почти не было видно на кровати, и сердце Клео наполнилось щемящим чувством нежности.
Она сидела и рассказывала об осенних загонах для скота и о том, каких животных можно продать в этом году. Чанс лежал с закрытыми глазами. Должно быть, уснул, подумалось ей. Однако вместо того, чтобы тут же встать и уйти, она осталась сидеть, рассматривая его лицо. Теперь он уже мог бриться сам, и его щеки и подбородок стали гладкими и чистыми. «Какие необычайно длинные у него ресницы», — пришло ей в голову, наверное, уже в сотый раз с того момента, когда она впервые увидела его лежащим без сознания на кровати.
Она никогда не уставала разглядывать его лицо, малейшие его черточки, восхищаться им, особенно губами. Ни у одного из мужчин, которых она встречала в своей жизни, не было таких восхитительных и греховных губ. Темные волосы, казалось, были созданы для того, чтобы их ласкали женские руки, в чем она уже успела убедиться во время их прошлых бурных встреч.
Клео ощутила, как у нее внутри все внезапно напряглось, а затем словно обдало жаром. Тело под одеялом было телом мужчины, и она хорошо знала это тело, будь оно неладно, знала каждый его изгиб!
Клео тяжело вздохнула, но не смогла заставить себя оторваться от волнующего зрелища, прервать безумство разгорающегося в ее душе пьянящего желания. Забыв обо всем на свете, она поднялась со стула и подкралась на цыпочках к кровати. Потом нагнулась и поправила сбившееся одеяло.
Неожиданно его рука, скользнув вдоль одеяла, схватила Клео за запястье.
— Я думала, ты спишь! — вскрикнула она от неожиданности.
Он повернулся на бок и потянул ее за руку к себе. Она опустилась на кровать рядом с ним.
— Чанс!..
— Не дергайся! Ты же не хочешь повредить мне спину, а?
— Если бы ты хоть немножко думал о своей спине, ты бы не стал выкидывать подобные фокусы, — вскипела Клео. — Отпусти немедленно!
— Скажи, разве лежать рядом друг с другом не приятно? — насмешливо прошептал он и еще крепче прижался к ее спине.
— Тебе нельзя ложиться на бок, — так же твердо сказала она.
— Я уже по горло сыт всеми предписаниями врачей.
— Чанс, а вдруг сюда поднимется Джо?
— Не поднимется, не бойся. Джо так обрадовался, что я наконец-то могу сам добраться до ванной, что сбежал отсюда сразу же после ужина и вряд ли теперь покажется до завтрашнего утра.
Он прижался носом к ее уху и прошептал:
— Расслабься, дорогая. Я не сделаю ничего против твоего желания!
— Ты уже сейчас делаешь то, что я не хочу!
И почему она не надела, после того как приняла душ, джинсы! Именно сегодня, как назло, ей захотелось вдруг сменить джинсы, из которых она почти не вылезала все это время, на что-нибудь более свободное, просторное. Разве юбка — препятствие для Чанса? А с джинсами ему пришлось бы повозиться!
Его губы мягко щекотали ей щеку, и каждое их нежное прикосновение волновало Клео.
— Пожалуйста, — зашептала она, — не делай этого, Чанс. Я так старалась отгородиться от тебя.
— Установление любых границ в наших отношениях имеет смысл лишь тогда, когда мы не находимся рядом.
— Ты думаешь, я этого не знаю?
— Повернись ко мне. Дай я поцелую тебя по-настоящему.
— Чанс… — в голосе Клео послышалась мольба.
Чанс нежно целовал ее волосы.
— Ты могла бы давно уйти, если бы действительно этого хотела. Разве не так?
— Сделай я резкое движение, тебе стало бы больно. Или ты хочешь, чтобы мы сцепились с тобой, как борцы?
— О Господи, да, — простонал он. — За такую схватку я отдал бы половину ранчо, дорогая.
Его голос зазвучал глуше, опускаясь до шепота, в котором явно слышались отголоски бушевавшей в нем страсти, придающей словам завораживающе неотразимую силу.
— Взгляни на меня. Сделай это, потому что ты сама хочешь этого, потому что ты чувствуешь ту же страсть, что и я.
Эти слова подавляли ее волю к сопротивлению. С каждой секундой решимости бороться оставалось все меньше и меньше. Разве может женщина отказать любимому человеку? Даже если ему нужен только секс, несколько минут удовольствия и радость сознания новой победы.
Любовь — это пустая фантазия, это глина в умелых руках. Что дала ей любовь к мужчине, если не считать, конечно, Рози? Объяснение Чанса в любви ничего бы не изменило и не помогло бы им сблизиться. Она уже слышала подобное однажды.
Однако причинить ему боль ей тоже не хотелось. У нее хватило бы сил оттолкнуть его, и он, в его нынешнем состоянии, вряд ли сумел бы оказать ей сопротивление. Но это был риск, а риска Клео стремилась всеми силами избежать. Одно неосторожное движение — и все его лечение пойдет насмарку!
Повернуться и поддаться его соблазнительным уговорам? Никогда! Пусть держит ее хоть до рассвета, потакать ему она вовсе не намерена.
Руки Чанса тем временем сомкнулись на ее груди, а сам он прижался к ней. И когда слегка шевельнул бедрами, то застонал от возбуждения.
— Залезай под одеяло, — прошептал он.
— Я не собираюсь сдаваться, Чанс, и не мечтай об этом.
— Не собираешься? Вот как?!
Его рука скользнула вниз, к юбке, и начала медленно тянуть наверх легкую ткань.
— Чанс… Нет! — попыталась она остановить его.
— Позволь мне прикоснуться к тебе. Поцелуй меня, и борьба закончится. Один поцелуй — и ты выбросишь белый флаг!
— Я не намерена с тобой целоваться, — дрожащим голосом, собрав последнюю волю, ответила она.
Но его возбуждение уже передалось и ей. Но почему не чувствуется запаха лекарств и нет беспомощности, присущей больным? Почему, лежа рядом с ним, она ощущает лишь его силу и здоровье, так возбуждающие плотское желание? Ей-Богу, странно!
Клео перестала вырываться из объятий Чанса. Тот слегка приподнял голову.
— Решилась?
— Ты о чем это?
— Брось притворяться, ты все прекрасно понимаешь!