«Буду резать, буду шить!» — дразнил ее Артем еще в институте. На последних курсах она не вылезала из анатомичек городских больниц. Ночами ее пальцы шевелились во сне — она вязала бесконечные узлы и накладывала бессчетные швы. Насколько ей нравилась анатомия, настолько же пугала химия. Собственно, так они с Артемом и сблизились. Однажды на семинаре ужасный Вик Вик — профессор и садист, дал задание написать некую формулу (кажется, банального анальгина) и засек время. Татьяна сжимала пальцами виски, тупо глядя в белый лист бумаги, и никак не могла сообразить — в каких закромах памяти искать проклятую формулу? Как вдруг ей тихо дунули в затылок и кинули на колени листок. Татьяна формулу благополучно списала и благодаря этому не попала на повторную пытку к Вик Вику. Лишь после занятия оглянулась — оказалось, сзади сидел Артем. Она нерешительно кивнула ему. Он, улыбнувшись, спросил:
— Не шаришь в химии, да?
— Еще со школы, — виновато призналась Татьяна. — Не дается мне эта наука!
— Тебе плохой учитель попался, — засмеялся Артем, — вот и все! Хочешь, я тебе попробую объяснить?
— Хочу, — тихо ответила она и почувствовала, как щеки зажгло предательским румянцем.
Поначалу он действительно пытался что-то ей объяснить. Потом махнул рукой, и экзамены она сдавала только благодаря жестокой зубрежке и им собственноручно написанным шпаргалкам. Да и забыли они о формулах очень быстро. Простая химия сменилась химией чувств. Трепетными танцами пальцев, поцелуями до дрожи, ощущением мира — огромного спального мешка, призванного укрыть от всех бед.
Странный парадокс: прошлое, разворачивающееся перед глазами золотой кинолентой, уводило вдаль. Вперед. В будущее.
Впервые с тех пор, как потеряла мужа, она вновь видела юношу и девушку, шедших бесконечными улицами рука об руку, бок о бок, дышащих одним воздухом. Вспоминала — и глаза оставались сухими. И сердце не сворачивалось в тугой болезненный жгут, а стон не сдавливал горло. Самое главное в ее жизни — то, что он был в ней! Не так уж мало оказалось подарено обоим: — он для нее, и она — для него. И теперь, понимая это всем сердцем, она училась радоваться тому, что было, и тому, что будет. Кинолента памяти, оплетая, не сковывала движение, но поддерживала, не ранила более, но давала запас сил. Татьяна Викторовна никогда не была религиозна. Даже понятие «Бог» не определила для себя. Ощущала наитием души, а не крепостью веры, что есть нечто в общем храме мироздания, что не поддается описанию, анализу, перед чем ratio бессмысленно и даже вредно. Космос был ближе и понятней этого нечто, но он был не тем, кто подарил ей годы жизни рядом с любимым, и кому она могла бы быть благодарна за это.
Внутри хрупкой скорлупы станции, лежащей в пригоршне Звездного зверя, имя которому Вечность, Татьяна шептала неизвестно кому: «Спасибо!». И, подхваченное золотой лентой, слово разносилось по неведомым просторам Вселенной.
Ночью, словно теплая рука толкнула в сердце. Постучалась.
Татьяне снился странный сон: пронизанный блеклым желтым светом фонарей, напитанный ранними осенними сумерками. Будто гуляет она в одиночестве долгими дачными дорожками. Любуется домиками, украшенными хозяевами на разнообразный манер, улыбается покосившимся заборам старых дач, словно добрым знакомым, запрокинув голову, дивится новомодным хоромам, окруженным коваными решетками. На душе тихо. Не сквозят сомнения, мысли не путаются, текут вяло, ровно, словно речка-журчунья, которую она переходит по легкому мостику. Гладит перила, смотрит вниз — в коричневую блестящую воду, несущую яркие листья, палки, мусор, подмигивающую огоньками склонившихся в поклоне фонарей. Постояв над водой, не задерживается. Впереди подъем — не крутой, но долгий. Горка кажется залитой светом. Листья ясеней желтеют в призрачном свете так ярко, что глазам больно. Она, наконец, добирается до верха. Перед ней пустая аллея. Не освещены дома по обеим сторонам, заборы увиты сухими зарослями девичьего винограда и кучными кустами жасмина. Фонари остались внизу. Здесь темновато, лишь далеко впереди стоит одинокий столб, на котором неверно горит лампа, похожая на ртутную каплю. В круге света под ней — закутанная в темное фигура…