Как ни странно, она улыбнулась. И из представительницы рода Флавиев вновь превратилась в Юстину.
— Да, но если ты захочешь отменить мое сделанное всенародно помилование, люди потребуют от тебя объяснений. И что же ты им скажешь?
— Император не обязан ни перед кем оправдываться.
— О, ты всю свою жизнь только тем и занимался, что пытался найти оправдание тому, каким образом ты из-за тени моего отца пробрался на трон.
Домициан нервно поерзал.
— А где ты была все это время?
Павлин открыл было рот, но тотчас закрыл. Ему не терпелось услышать ответ.
— Как где? В храме Весты, куда я всегда стремилась попасть. Увы, прежде чем я туда попала, мне пришлось умереть.
— Люди говорили, что виной всему ребенок…
— Никакого ребенка не было. Я пыталась заколоть себя кинжалом, но… — улыбка вновь осветила ее лицо. — Веста не захотела, чтобы я покинула этот мир и призвала меня к себе. И я к ней пришла. Она не стала корить меня за отсутствие девственности.
— Значит, кто-то помог тебе бежать! — со злостью в голосе бросил Домициан.
— Старшая весталка. Ее больше нет в живых. И двое других, чьи имена я тебе не назову.
И вновь воцарилось молчание. Домициан нарушил его первым.
— Я все равно могу казнить Флавию, — произнес он. — Я заменил казнь ссылкой, и завтра она отправится в Пандатерию. Ты знаешь, что это такое? Голая скала посреди морских вод, размером меньше квадратной мили. Несколько женщин из императорской династии окончили там жизнь, кстати, некоторые даже носили твое имя. Скажи, кому есть дело до того, если царственная пленница случайно сорвется со скалы и сломает себе шею?
— Люди узнают. Как правило, они верят в самое худшее, потому что, Домициан, в душе они ненавидят тебя.
Свернувшийся на полу калачиком, словно щенок, Викс громко фыркнул. Домициан косо посмотрел на него, а затем вновь перевел взгляд на восставшую из небытия племянницу.
— Они ненавидят меня. Ну и что? Можно подумать, я стану переживать по этому поводу.
— Разумеется, нет, — баском произнесла Юлия, подражая его голосу.
Не успел Павлин и глазом моргнуть, как пальцы императора уже цепко обхватили шею племянницы. Потребовалась вся сила рук самого Павлина и еще двух преторианцев, чтобы их разжать.
Викс воспользовался возникшей суматохой, чтобы вновь забиться в самый дальний угол.
— Связать ее! — рявкнул Домициан, обращаясь к страже. От возбуждения его дыхание сделалось надрывным. — Связать ее! Живо! — повторил, заметив, что стражники не торопятся выполнять его приказ. Как-никак то была представительница правящей династии — или весталка? — кто ее разберет.
Павлин поспешил отвести взгляд. Смотреть на Юстину было выше его сил — на красные следы пальцев у нее на шее, на то, как покорно подставила она для цепей руки.
— Мой господин, цезарь, прошу тебя…
Но его голос заглушил раскатистый глас Домициана.
— Стража. Придержите префекта Норбана.
Преторианцы схватили Павлина под локти. Впрочем, он сумел высвободить одну руку и потянулся к Домициану.
— Цезарь, разве я когда-нибудь просил у тебя хоть что-то?
Домициан задумался. На какое-то мгновение ярость в его взгляде сменилась любовью.
— Нет, — произнес он и положил на руку Павлина свою. — Нет, никогда. А сейчас, тсс.
С этими словами он вновь повернулся к Юлии и прикоснулся к ее волосам, там, где светлые золотистые пряди, подобно покрывалу весталки, лежали по ее плечам.
— Я до сих пор храню прядь этих волос в своих личных покоях, — задумчиво произнес он. — Рядом с урной, в которой хранится твой прах. Или, как я понимаю, это не совсем твой прах? А настоящие только волосы… Ты отдала свою жизнь за жизнь своей сводной сестры, Юлия. Неужели это того стоило?
— Такова воля моей богини.
— Разумеется.
— В таком случае я предоставлю тебе такую возможность. Стража!
Шепоток приказов. Павлин поспешил отвернуться. Он не мог найти в себе мужество посмотреть в глаза несчастной Флавии. Но нет, в комнату втолкнули не саму матрону, а ее младшего сына. Бледный, осунувшийся, закованный в цепи, он, однако, пытался держаться гордо и храбро. Последний представитель рода Флавиев. Примерно одного возраста с Виксом. Сидя в своем углу, Викс насторожился.
— Сын Флавии Домициллы, — пояснил Домициан, хотя это было и без того понятно, — поклонись своей тетушке Юлии.
Дрожа всем телом, мальчик учтиво поклонился.
— Последний представитель рода, — продолжал тем временем Домициан. — Его брат мертв, отец тоже мертв, его мать почти мертва. Что же станется с ним? Может, ты и его спасешь, заодно?