Выбрать главу

— Я не понимаю его.

— А кто, скажи, способен понять императора? Император, мой сын, это человек, привыкший к абсолютной, почти божественной власти. Человек, который готов делать добро для тысяч людей, порой неспособен сделать добро для одного-единственного человека. Даже лучшие из императоров таковы. Божественный Август, наш предок. Домициан не Август. Он коварен и, как и все Флавии, переменчив в настроении. И он не бог. Я наблюдал восьмерых человек, носивших императорский пурпур, и Домициан носит его лучше остальных. В детстве я не видел в нем никаких выдающихся задатков, однако он оказался лучше иных правителей, которых я повидал на своем веку, и хорошим полководцем. — Марк посмотрел на сына. — Ты сделаешь кое-что для меня, Павлин Август?

— Все, что пожелаешь, мой господин, — учтиво отозвался его сын.

— Обещай мне присмотреть за Лепидой. Мне не хочется оставлять ее одну, но я должен через две недели вернуться в Сенат. Нужно, чтобы кто-то был с ней рядом.

— Можешь положиться на меня, — торжественно ответил Павлин и, приняв стойку гвардейца, вскинул в салюте руку с зажатой в ней гроздью. Впрочем, поняв комичность момента, тотчас поспешил переложить гроздь в другую руку и едва не потерял при этом равновесие. — Можешь рассчитывать на меня.

— Я не смею просить о большем, — улыбнулся Марк. — Что скажешь, если я вместо этого ужасного винограда предложу тебе выпить хорошего вина?

— Как пожелаешь, сенатор.

Сцепив за спиной руки, они вышли из атрия, ровное плечо сына касалось изуродованного отцовского плеча.

Лепида

Мне было суждено стать любовницей императора.

«Лепида Поллия — любовница императора». Согласитесь, это звучит куда внушительнее, чем «Лепида Поллия — супруга сенатора».

С того самого мгновения, когда я положила глаз на императора Домициана, я знала, что он будет моим. Все, что мне нужно было сделать, — это заполучить его себе.

— Моя жена, цезарь, — представил меня Марк на моем первом пиру в обществе Домициана. — Лепида Поллия.

Я низко поклонилась.

— Господин и бог, — сказала я. Он любил, когда к нему так обращались: господин и бог. Я тоже не отказалась бы, чтобы меня называли повелительницей и богиней. Да, мне это очень бы нравилось.

Я наблюдала за ним весь вечер, пока Марк бубнил что-то там о налогообложении. Внешне Домициан довольно привлекателен. Высок. Широкоплеч. Краснощек. В нем сразу бросается в глаза военная закалка, но держится он совсем не натянуто, не то что Павлин. Он был сдержан в общении с нобилями, смеялся вместе с полководцами. Что касается императрицы, то он обращал на нее внимания не больше, чем на какую-нибудь статую.

Но она мне не единственная соперница. До меня доходили слухи о Домициане и его племяннице. Если эти слухи верны, если Юлия действительно увела его от некогда обожаемой жены, — то в ней должно быть нечто действительно неповторимое, чего нет у других женщин.

Я наблюдала за ней весь вечер и не нашла ничего примечательного. Настоящая женщина-ребенок. Худенькая. Плоскогрудая. Молчаливая. Огромные глаза. Трогательная. И очень странная. Просидев на ложе, скорчившись как заяц, почти два часа, она неожиданно встала и, что-то бормоча себе поднос, направилась в дальний конец комнаты. Разговоры тотчас стихли, а императрица встала, взяла ее за руку и отвела обратно к пиршественному ложу.

— Ешь, Юлия! — властно приказал Домициан, и она набросилась на блюдо с едой как изголодавшийся пес, набивая рот так, что у нее раздулись щеки. Ни на мгновение она не сводила со своего дяди круглых бесцветных глаз, как будто боясь, что он ударит ее столовым ножом. Домициан снова повернулся к командирам легионов и до конца вечера так больше ни разу и не посмотрел в ее сторону. После этого я тоже перестала наблюдать за ней. Вскоре она совсем прекратила бывать на обедах у императора. Маленькое странное забитое существо.

Марк — не знаю, почему, — относился к ней сочувственно.

— Она всегда была такой болезненной, — сказал он однажды вечером, когда Юлия в течение всего ужина сплевывала пережеванную пищу в кубок с вином и, когда кто-нибудь пытался с ней заговорить, несла какой-то вздор. — Бедняжка Юлия.

— Бедняжка Юлия, — согласилась я. Странная и безумная. Даже если император раньше и проявлял к ней интерес, то сейчас он явно остыл. Пришла пора обзавестись новым предметом интереса. У него было много любовниц, но ни одна не задерживалась надолго.