У него не было никаких причин и дальше задерживаться на Гернси, но что-то удерживало его от того, чтобы сесть на ближайший самолет и улететь в Лондон. У Алана не было склонности лгать самому себе — иногда он даже думал, что никогда не стал бы алкоголиком, если бы лучше владел этим искусством — и сейчас, сидя в «Террасе», он честно признался себе в том, что его удерживает страх перед возвращением в пустую квартиру, перед возвращением в пустую жизнь.
Ему была отвратительна сама мысль о возвращении в дом, где его никто не ждет. Мужчину его возраста должна ждать дома жена, двое немного капризных детей-подростков, виляющий хвостом пес и мурлычущая кошка. На него должна была обрушиться груда новостей: домработница уволилась, математичка придирается и ставит плохие отметки, а лучшая подруга оказалась сущей змеей.
— Господи, — сказал бы он в ответ, — дайте мне хотя бы умыться с дороги и прийти в себя.
Они толпой пошли бы за ним к ванной, продолжая трещать ему в оба уха, и он не стал бы наливать себе виски, потому что на это у него просто не было бы времени. Он не чувствовал бы пустоту жизни, и ему не пришлось бы заливать ее алкоголем.
«Загубленная жизнь, — подумал он, и чувство безнадежности вцепилось в него своими ледяными пальцами, заставляя дрожать, несмотря на несусветную жару. — Суетливая, загубленная жизнь».
Может быть, ему сейчас так тяжело из-за смерти Хелин. Вероятно, его точно так же потрясла бы смерть любого родственника или близкого знакомого. Неожиданно и быстро оборванная жизнь с неумолимой ясностью показала ему всю ограниченность земного бытия его самого, как и любого другого существа, живущего под солнцем. Даже если ему повезет и ему не перережут горло и не бросят на проселочной дороге, то все равно перед смертью он неизбежно столкнется с тем же ужасом, с которым столкнулась Хелин. Она всегда говорила, что ее жизнь прошла впустую. Как же горько умирать с этим знанием.
Он решил собраться с силами, подняться и взять еще вина, хотел уже выбраться из-за стола и встать в очередь к стойке, когда увидел подходившую к нему Майю.
Майя шла к его столику так целеустремленно, что Алан понял — она давно его увидела, и поэтому не было никакого смысла смотреть в стол и притворяться, что его здесь нет. Как он раньше радовался даже случайным встречам с Майей, ибо в каждой такой встрече он видел шанс для них обоих. Теперь его мучило новое, противоположное желание — спрятаться в норку, лишь бы не вступать с Майей в разговор.
«Наверное, это оттого, — подумал он, — что наши отношения закончились, исчерпав себя до дна».
Он встал, чтобы поздороваться с ней. Они поцеловались, и он ощутил холод ее губ на своей щеке. Он заметил, что у Майи не накрашенные губы и заплаканные глаза.
— Привет, Майя, — сказал он.
— Я стояла у церкви, — объяснила она, — увидела, что ты сидишь здесь, и подошла удостовериться. Я думала, что ты уже давно в Лондоне.
— Нет, я не в Лондоне, — вяло ответил он и указал на свободный стул. — Не хочешь присесть? Я как раз хотел пойти за бокалом вина. Тебе принести?
— Принеси мне воды, — сказала она и, немного помедлив, добавила: — Пожалуйста. Я не переношу алкоголь в такую жару.
Он вошел внутрь кафе и встал в медленно продвигавшуюся очередь. Люди хотели есть и подолгу выбирали блюда. Алан оглянулся и поискал глазами стол, за которым сидела Майя. Она порылась в сумочке, достала темные очки и надела их. Обычно она усаживалась за столиком, как на сцене — распустив по плечам роскошные волосы, положив ногу на ногу, она окидывала томным взглядом присутствующих, прежде чем надеть очки, спрятав за темными стеклами глаза с чувственно-длинными ресницами.
Но на этот раз Майя обошлась без этого спектакля. Она не стала оглядывать террасу, выискивая интересного мужчину, который обратил бы на нее внимание. Сейчас Майя сидела уставившись в стол и грызла ногти.
Алан наконец, взял напитки и вернулся к столу.
— Если ты все же хочешь глоток вина… — сказал он. — Мне кажется, что вино бы тебе сейчас не повредило.
— Нет, спасибо, — она отпила воду из стакана. Алан невольно удивился, когда заметил, что на краю стакана не осталось следов губной помады. — Может быть, тебе следовало бы взять и себе минеральной воды.
— Вино нравится мне больше.
— Как знаешь, — она сделала еще один глоток. — А почему, — спросила она, — ты не в Лондоне?
В ответ он угостил ее той же ложью, что и секретаршу.