Как случилось, что в теплице вдруг неожиданно раздался выстрел? Полицейские хотели выяснить это у него, и Алан сломал себе голову, стараясь изложить правдивую картину происшедшего. Он лежал между горшком и корзиной, чувствуя лишь пульсирующую в голове боль. Закрыв глаза, он погрузился в непроницаемый мрак отчаяния и страха. Он услышал голос одного из бандитов только потому, что тот вдруг пронзительно закричал:
— Они идут сюда! Проклятье, легавые пошли на штурм!
— Отлично, — хладнокровно произнес Жерар, — тогда мы скажем им, что шлепнем заложника. Если они этого хотят, то пусть подходят ближе!
Кто-то громко обратился к полицейским.
— Они уже рядом, — снова раздался вопль, — они все равно идут! Вот дерьмо! Надо было сматываться!
— Сейчас нам пригодится этот тип, — сказал Жерар. — Они должны его увидеть. Поставьте его к двери!
Этого Алан боялся больше смерти. Он не вынесет, если сейчас его заставят встать. Это было хуже пытки. Он громко застонал, когда двое мужчин схватили его под руки и поставили на ноги.
— Не надо! — умоляюще крикнул он. — Прошу вас, не надо!
Они не обратили на его мольбу ни малейшего внимания. Он попытался опираться только на здоровую ногу, но боль, невзирая на это, вцепилась в него, как взбесившийся зверь. Из глаз по щекам потекли слезы, и он ничего не мог с ними поделать. Алан понял, что его тащат к двери, и не знал, как он это выдержит, надеясь, что потеряет сознание.
У него было темно в глазах, когда мучители дотащили его до двери. Он повис у них на руках, как мешок, стараясь не кричать. Где-то в мозгу пульсировала мысль, что недостойно в последние минуты жизни так по-детски хныкать.
Он снова и снова пытался вспомнить, что случилось потом, но никак не мог заполнить возникший в памяти провал.
— Он направил на меня пистолет.
— Кто это сделал?
— Француз. Они называли его Жераром. Я не знаю, настоящее ли это имя.
— Значит он направил на вас оружие. Как далеко от вас он стоял? Скажите хотя бы приблизительно.
— В трех, может быть, в четырех шагах от меня. Я стоял в дверном проеме, а он внутри теплицы и целился в меня.
— Вы видели подходивших полицейских?
Он попытался вспомнить, но не мог. Перед глазами вставали лишь какие-то неясные тени.
— Нет, не думаю, что я вообще был в состоянии что-то видеть и ясно воспринимать. Я видел только пистолет. Думать я ни о чем не мог. Боль сводила меня с ума.
— Что произошло потом?
— Все произошло очень быстро… к тому же я, время от времени, закрывал глаза. Мне помнится, что Кевин стоял приблизительно в двух шагах слева от меня. В тот момент, когда Жерар выстрелил… — Алан прикрыл глаза, вспоминая, — в тот момент Кевин закричал.
— Что кричал мистер Хэммонд?
— Он закричал: «Нет!», а потом вдруг прыгнул вперед и оказался между мной и Жераром.
— Он действительно прыгнул?
Алан беспомощно пожал плечами.
— Я только помню, что он вдруг оказался передо мной. В тот же миг грохнул выстрел.
Жерар попал Кевину прямо в сердце. Смерть наступила мгновенно.
— Может быть, его кто-то толкнул?
— Этого я не знаю. Действительно не знаю. Но я не могу себе такого представить. Зачем кому-то понадобилось его толкать?
— Но зачем мистер Хэммонд пожертвовал собой за вас?
Об этом Алан и сам много и мучительно думал. Зачем Кевин пожертвовал ради него своей жизнью?
— Мне кажется, что это получилось у него непроизвольно. Он хотел помешать Жерару выстрелить. Может быть, Кевин думал, что Жерар не станет стрелять, если вместо меня под прицелом окажется другой человек… Но, может быть, Кевина мучило чувство вины. Кевин Хэммонд много лет был дружен с нашей семьей, часто бывал в доме моей матери. Только что была убита Хелин. Может быть, он не мог допустить, чтобы умер еще один член нашей семьи. Он хотел сделать все, чтобы этого не произошло, — Алан поправил свою ошибку: — Он сделал все, чтобы этого не произошло.
Но у этого дела был и другой аспект. Алан не стал говорить это вслух, так как не мог подкрепить свою уверенность никакими доказательствами. Это было, скорее, чувство, и Алан сам не знал, на чем оно основано. Что-то подсказывало Алану, что Кевин сознательно искал смерти. Он хотел умереть. Теперь, по прошествии времени, Алан вспомнил, что давно замечал в Кевине это стремление к смерти. Наверное, оно было у Кевина всегда. Он всегда был не от мира сего, и это было связано не с его извращенной сексуальностью. Он был мечтателем, человеком, предпочитавшим общество цветов обществу людей. Он был человеком, хорошо понимавшим старую женщину, которая по-доброму и заботливо относилась к нему, женщину, которая так же, как он, страдала от тягот жизни и человеческой черствости. Кевин всегда старался держаться в стороне от всего грубого, отвратительного и примитивного. Он устроил себе жизнь более нежную, более тонкую, более чистую, чем жизнь большинства людей. Трагедия Кевина состояла в том, что ему пришлось, в конце концов, столкнуться со злом, жестокостью и насилием, которые кажутся обычными многим и многим людям. После того как он связался с преступниками, Кевин с каждым днем становился все более несчастным, печальным и утомленным. За последние два года он превратился в тень. Он покончил с жизнью, до которой он так и не дорос ни духовно, ни физически. Может быть, в долю секунды он разглядел свой шанс и воспользовался им.