Пот, выступивший на лбу Эриха, собрался в мелкие блестящие капельки. Кажется, ему было плохо.
— Тебе надо знать, Беатрис, что я чувствую за тебя ответственность, — сказал он, — и, точнее было бы сказать, что я не просто чувствую свою ответственность, я и в самом деле за тебя отвечаю. Это я нашел тебя в гостиной, дрожащей от страха и отчаяния, покинутую всем миром, и с этого момента я за тебя отвечаю. Возможно, ты чувствуешь себя взрослой, и ты, без сомнения, развита не по годам, но ты — ребенок, и нуждаешься в человеке, который бы о тебе заботился. Твоих родителей здесь нет, и, как я уже сказал, пройдет еще какое-то время, прежде чем ты с ними увидишься. На это время — и я хочу, чтобы ты хорошенько это поняла — этим человеком буду я. Я, можно сказать, твой опекун. Это означает… — он сделал короткую паузу, а затем заговорил — медленно, но четко и раздельно. — Это означает, что ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ты живешь в моем доме, под моим присмотром. Это ясно?
— Я вас поняла, — холодно сказала Беатрис.
Надежда увидеть Мэй рухнула. Было бы неразумно пытаться во второй раз покинуть дом.
— Возможно, ты попытаешься убежать еще раз, — сказал Эрих, словно прочитав мысли Беатрис, — но ты должна понять, что это абсолютно бессмысленная затея. Мы живем, как тебе известно, на острове, и этот остров забит немецкими солдатами. Здесь нет ни одного уголка, который бы мы не контролировали. Это значит, что я всегда без всякого труда тебя найду, стоит мне лишь пошевелить пальцем. У тебя нет никаких шансов, Беатрис, и ты должна хорошо это понять.
— Зачем вам непременно нужно, чтобы я осталась здесь? — спросила Беатрис. — Зачем, если я могла бы жить у подруги?
Он поморщился, и девочка поняла, что он сыт по горло этим объяснением и не намерен дальше продолжать дискуссию.
— Я решил, что ты останешься здесь, — сказал он, — и это решение неизменно и окончательно, и чем скорее ты смиришься с этой мыслью, тем проще будет нам обоим. А теперь поднимайся наверх, снимай свою красивую школьную форму и ложись спать. Ты выглядишь усталой.
«А ты выглядишь больным», — злобно подумала Беатрис, но ничего не сказала и, молча повернувшись, стала подниматься по лестнице, держа в руке свой кукольный чемодан. Войдя в свою комнату она решительно закрыла за собой дверь. Через несколько секунд до нее донесся звук тяжелых шагов Эриха. Он сходил в ванную, а потом направился в спальню родителей Беатрис. Из всех угрожающих, отчуждающих и страшных моментов сегодняшнего дня этот подействовал на девочку наиболее угнетающе. Было невыразимо тяжело слышать, как немецкий офицер, не колеблясь, занял спальню Деборы и Эндрю, сделав ее своей собственностью.
Ровно через три недели на Гернси приехала Хелена Фельдман.
За эти три недели Беатрис постепенно оправилась от потрясения, которое едва не свалило ее с ног, но все же каждый день воспринимался как кошмарный сон, ужас которого заключался, прежде всего, в том, что было ясно, что этот кошмар повторится и завтра и через месяц. Не было никаких признаков того, что немцы собираются покинуть острова или что произойдет событие, которое их к этому принудит. Целых две недели Беатрис надеялась на приход британской армии, ждала, что вот-вот в небе появятся английские самолеты, в море — английские корабли, а на остров ворвутся доблестные английские солдаты и к дьяволу прогонят нацистов. Но ничего такого не произошло, и она начала догадываться, что в Лондоне — по крайней мере, пока — лишь пытаются понять, как справиться с тем, что случилось.
Все знают, что немцы работают основательно, быстро и очень организованно. Говорят, что они без лишних разговоров приступают к делу и выполняют его умело и энергично. Оставшиеся на островах местные жители с удивлением убедились в том, что немцы полностью оправдали свою репутацию.
Улицы быстро изменились до неузнаваемости. Мало того, что на улицах кишмя кишели люди в немецкой военной форме, а на общественных зданиях развевались флаги со свастикой — менялись на немецкие английские названия улиц, больших зданий и учреждений.
Замок Корнет, мощная крепость, главная часть облика Сент-Питер-Порта, стал называться Гафеншлоссом. Живописная деревушка Тортеваль превратилась в Шпицкирхен из-за высокого шпиля местной церкви. Был обнародован указ пользоваться только новыми названиями, но местные жители и не думали его выполнять, и, в конечном счете, немцы так и не смогли их к этому принудить.