— Менуэт?
— Да! Это лучше всего подойдет. Вот видите, я тоже выиграла от того, что вы приехали.
Пока мы дошли до оранжереи, леди Гамильтон сообщила мне массу всяких сведений, а среди них то, что на завтрашнем балу, возможно, будет присутствовать сама ее величество королева.
Я подумала, что, если леди Эмма будет держаться от моего мужа подальше, этот дом мне снова начнет нравиться и я буду вполне довольна.
9
Когда затихли последние звуки котильона, я как можно незаметнее выскользнула из объятий полузнакомого мне человека, с которым танцевала, и легкими шагами проскользнула на террасу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. В зале было слишком душно, и слишком много горело свечей. А здесь… здесь я даже почувствовала едва уловимый сладкий аромат магнолий.
Впрочем, весь дом был наполнен цветочными ароматами. Леди Эмма любила цветы, как ничто другое, и даже заслужила в Неаполе славу лучшей цветочницы: к ней посылали, когда для бала или свадьбы требовался красивый букет.
Прежде чем выйти в сад, чтобы разыскать мужа, который вот уже часа два не попадался мне на глаза, я внимательно оглядела себя в зеркале. Платье из серебристой парчи, мягко перехваченное под грудью сверкающим поясом, узкое, как требовала мода, обтягивало меня, как перчатка, — я казалась в нем тонкой, высокой и изящной. Пышные бутоны рукавов открывали руку выше локтя. Золотистые волосы, высоко подобранные и перевитые серебристой лентой, которая спускалась на чистый открытый лоб маленькой алмазной слезой на манер Агнесы Сорель, подчеркивали теплый тон моей кожи и легкий румянец, разлившийся по щекам. Я набросила на плечи прозрачный шелковый шарф, отделанный серебром, и вышла в сад.
Было прохладно. Когда я спускалась по ступеням террасы, в доме как раз пробило полночь, и я слышала, как зазвучал какой-то неаполитанский танец — похоже, моцартовского сочинения.
Я знаком остановила лакея, разносившего напитки.
— Не видели ли вы моего супруга, герцога дю Шатлэ?
— Миледи разговаривает с ним в беседке. В конце аллеи, мадам.
Обеспокоенная, я некоторое время стояла, застыв на месте, а потом решительно направилась к аллее. Я уже досадовала, что так увлеклась балом. С самого начала празднества муж исчез из поля моего зрения. Я была так счастлива, так оглушена всем происходящим — по меньшей мере пять лет я ничего подобного не видела! Закрыв глаза, можно было вообразить, что я в Версале. За мной ухаживали, меня дважды приглашал на танец сам король Неаполя Фердинанд IV, который явился на бал инкогнито, но тем не менее все знали, кто он такой. Мне говорили комплименты, целовали руки — словом, я была на гребне успеха. Кроме того, я, кажется, выпила больше, чем было нужно, и теперь голова у меня слегка кружилась.
Леди Эмма увела его… С чего бы это? Мы в свадебном путешествии, у нас медовый месяц! Я была полна решимости вернуть себе Александра и конец вечера провести именно с ним — тем более что тот сонм любезных неаполитанских синьоров, которые только что меня окружали, в сущности, нисколько не привлекал…
Но решимость вдруг разом покинула меня, когда я, не дойдя до нужного места какого-то десятка шагов, услышала мелодию гитары, — кто-то тихо перебирал ее струны… Лунный свет лился прямо на беседку, загадочно мерцали кованые светильники иллюминации, и леди Эмма пела что-то по-английски. Это была простая песня, что-то вроде «Мальбрук в поход собрался». Я замерла, женским инстинктом очень хорошо ощутив, что все эти нежные интонации голоса, этот соблазнительно изогнутый стан, эта белая тонкая рука, перебирающая струны, — все это суть атрибуты явного кокетства, желания нравиться… Александр следил за своей собеседницей внимательным взглядом, напрочь позабыв о бале, и на губах его была улыбка. Может быть, чуть насмешливо, но он улыбался, и ему стоило руку протянуть, чтобы коснуться этой гибкой талии.
Леди Эмма вдруг опустила руку и, прервав песню на полуслове, рассмеялась:
— Нет, ну вы просто невозможны! Отчего вы так улыбаетесь? Вам не нравится?
— Напротив, милая дама. Я все думаю, где вы так хорошо научились петь. Уж не играли ли вы в театре?
Леди Эмма смутилась от этого намека, и я даже со своего места видела, как она пристыженно опустила голову.
— Вы намекаете на мое прошлое, герцог? Неужели вы так жестоки к бедной леди Гамильтон, которая столько сил приложила, чтобы развлечь вас?
Да, кокетства ей было не занимать… Я вдруг поняла, что совершенно лишняя в этой сцене. Что думал Александр и чего хотел — этого я не знала, но с гневом увидела, что он заинтересован и что мое появление будет не то что не подходящим, но даже унизительным для меня самой. Он будет думать, что я искала его, — его, который сам должен был искать меня! Ну уж нет, я не доставлю им такого удовольствия. Я вернусь в дом, буду танцевать и в саду больше не появлюсь. Когда Александр заскучает — и если заскучает, — пусть сам придет ко мне!